Я заглядываю внутрь кулька и разглядываю подарок, выбирая, с какой начать.
Тут я слышу голос бабушки:
–Верка, ты Петра-то угости тоже, а то ведь и ему охота.
– Да ладно, чего там, у малой отымать, Петька – артельный, восемнадцати лет отроду, строит из себя взрослого мужика.
– Степаныч! А и то, уж сыпни ты нам на всех, возьми уж пару тушенок назад! Чего она одна будет есть!
– Бабушка! Я не одна! Я всем дам!– я говорю искренне. В Сибири не поделиться – большой грех. И это мы впитали с детства.
– Дашь, дашь!– говорит бабушка, да давать-то на всех нечего.
– Ну ты, Васильна, секёшь, момент! Ладно, чёрт с Вами. Он берет большой лист обёрточной бумаги, сворачивает из него большой кулёк. Они идут с Петькой к коробкам, и Степаныч сыплет из каждой в кулёк. Я стою между ними, пытаясь чуть ли не влезть в кулек, от усердия всё разглядеть. Но вот кулек почти полный. Степаныч говорит:
– Ну, объегорили меня! Ну, Васильевна! Ну, шустра, лиса! И внучкой меня подманила!
– Степаныч, ты не серчай на нас, редко перепадает! Мальцы ведь совсем, после ремеслухи, да без отцов от войны.
– Да знаю я сам! Идите уж, а то с других буксиров придут, всем-то дать не смогу.
– Спасибо! Степаныч! – мы почти хором благодарим его и выкатываемся, поспешая за тачкой.
Степаныч смотрит нам вслед, подставив руку ко лбу, как козырёк:
– Эх! Васильна! Сама – то еще не бабка, а уже внучка – кобылка растет.
Петька катит тачку, не чуя под собой ног, я не посмела водрузиться на мешки. Ведь в одном из них лежал заветный кулек с конфетами:
– Васильна! Как без Вас ходить! И половину не дали бы, – радуется по взросло- детски Петька.
Мы сосём с Петькой конфеты, во рту становится сладко и радостно.
Ни одной конфеты я не помню, ни на вид, ни на вкус. Я помню ощущения, сладости, радости и полноты бытия и счастья.
Петька вертит тачку между машинами и кранами как заправский артельный. Мы долго пробираемся назад к нашему причалу.
И вот он причал. Причал-то наш, а нашего буксира нет. А стоит совсем другой, чужой и некрасивый.
Мы тормозим и начинаем вертеть головами. Я пугаюсь:
– Бабушка! А куда они ушли? Без нас!
Петька храбрится и степенным голосом вещает нам:
–Щас, найдём!
Тут подходит грузчик:
–Вы с буксира «Иван Кожедуб»? Они выгрузились, причал потребовался, и они пошли на грузовую эстакаду.
Петька храбрится:
–Ничего, Васильна! Домчимся!
Каким зрением я видела и запомнила этого, по-сути, еще мальчика, тащащего грубую деревянную тачку из тяжелых досок, на двух ржавых, скрипящих, не смазанных колесах. Колеса буксуют и не хотят перелазить через рельсы, паровозы свистят нам угрожающе. Мы уже втроем втаскиваем тачку со шпалы на шпалу. Но мы даже не понимаем, что мы устали.