Я вспомнил наш разговор с Костей, о том, как рассказал ему о заскоках Кати, и теперь мне стало неловко. Я даже начал мысленно выгораживать ее, аргументируя положительными чертами ее характера. Цеплялся за них, размышлял о вариантах сложившихся обстоятельств, если что-то в них поменять, и не заметил, как из этих мыслей я, словно съехал по желобу, перешел в область романтических грез, имеющих мало общего с реальностью. Перед мысленным взором стали рисоваться ситуации, в которых я был чутким, проникновенным и страстным. Все обстоятельства были воображаемыми, но виделись мне вариантами действий либо сейчас, уже после разрыва, либо в какой-то период прошлого во время наших отношений. И я то думал, что не фантазирую, а представляю реально возможные случаи, но потом вспомнил, каким я порой бывал холодным и равнодушным, в те моменты, когда стоило проявить внимательность и чуткость, и понял, что эти грезы слишком оторваны от действительности. Не то, чтобы я не мог вести себя, как в своих мечтах, иногда я бывал очень близок к собственному романтичному образу. Но главная проблема заключалась в том, что в реальной жизни любой эпизод неразрывно связан со всеми предыдущими, как во внешнем мире, так и во внутренних переживаниях. А в наших фантазиях ситуации всегда без контекста, освобожденные от оков последовательности и парящие в поднебесьях воображения, приходящие, словно по мановению палочки.
Далее я вспомнил других девушек, с которыми у меня были отношения, зачастую непродолжительные, и тут тоже из воспоминаний, как из пластилина, стал лепить фигурки вероятностей. И вдруг я остро ощутил свои первые любовные переживания, которые были родом из подросткового возраста. Из той эмоциональной поры, когда даже объятия с девушкой казались чем-то особенным (с официально заявленной твоей девушкой, что само собой было понятием статусным) а поцелуй – так вообще удивительным волшебством, снизошедшим в твою юную жизнь из прекрасного мира взрослых. Помню, сразу после такого события эти моменты хотелось прочувствовать снова и снова, и я мысленно воссоздавал их, постепенно заново проживая, смакуя каждую деталь, купаясь в них, словно они были сотканы из шелковых декораций. Со временем воспоминание комкалось, терялись нюансы, но еще долго оставался некий сквозной образ-эмоция и я мог наслаждаться не только им, а и преддверием, что я его сейчас призову.
Я продолжал витать в этих ощущениях, которые теперь себе объяснял, когда докурил вторую сигарету и допил первую бутылку. Затем вернулся в комнату и включил музыку на ноутбуке. Я поставил грустные вязкотянучие мелодии в аккомпанемент к своему настроению и сразу же погрузился в них. Под влиянием алкоголя усиливается восприятие музыки и эти песни, казалось, знали о моих мыслях и чувствах и выражали их на своем нерасшифрованном, непостижимом языке, а я хаотично монтировал клип из потока сознания. После я вспомнил группу, которую любил в подростковом возрасте, и поставил пару ее песен, желая ощутить ностальгию, но предполагая, что теперь эта музыка мне покажется примитивней. Но я с восторгом обнаружил, что наоборот – в музыкальной составляющей угадывалась более сложная конструкция, чем прежде улавливал мой слух, да и текст, вопреки нескольким банальным строчкам, в основном наполнился более глубокими и обширными метафорами.