«Но ведь закладывать и подавлять теперь и есть святейший долг, – пронеслась в его голове шальная мысль. – О какой чести может идти речь в подобных обстоятельствах? Честь уже в другом, и которая вернее?» Отторгнув собственные мысли, он решил послушать ответ Скловского, в задумчивости перебирающего очки.
– Люди делают что им удобно. Это не лишено смысла и будет всегда, – просто сказал Скловский своим трубным голосом, не поведя бровью.
– Но ведь равенство подразумевает уважение к… – опешил Владимир, забыв, что сам придерживается подобного мнения.
– Равенство удобно для дураков и лентяев, – сказал Скловский. – И власть наша дурью мается в этом смысле. Разлад личности ведет к неприятию общества, которое, как ни крути, все равно важно и нужно.
Владимир опешил. И это говорит партийный начальник? А как же лозунги, тирады…
Как всегда, слова титулованного коммуниста были резки, однобоки и вопиющи, но в них было нечто, что не позволило Владимиру спорить несмотря на то, что он был не совсем согласен – скрытое понимание рациональности суждений Виктора Васильевича. Рациональность эта, как и у его дочери, не была припудрена обыкновенной честностью перед собственным внутренним портретом, или, что более недостижимо, добротой.
– Даже если человек высмеивает что-то, это не значит, что он совсем к этому не прибегает. Быть может, даже совсем наоборот, – снизошел Виктор Васильевич до скупого пояснения на изумленный вид посетителя. – А теперь вы можете идти, Влада уже поднимается.
Владимир повернул голову и увидел, что она только показалась на пороге. «Вот это чутье!» Впрочем, тут дело было в прекрасном слухе.
Попрощавшись и выходя к Владе, он столкнулся с Женей. Ее глаза показались Владимиру оленьими. Он внутренне поморщился. Не хотелось испытывать к ней жалость – эти отголоски пугали своей обреченностью. Тихие светлые чувства рождает любовь, даже чужая. Жене стало грустно. Лирика иногда прекраснее самой любви – она создает лучшие чувства. Фантазии и ощущения от чужой привязанности прекраснее того, что бывает в реальности. Впрочем, это касается всех областей чувств.
«И он не боится, что я донесу на него?» – недоумевал Владимир, отправляясь на прогулку с Владой. «Или начал этот допрос, чтобы я проговорился, и теперь подчистит кадры? Оплошал!» – сокрушался он уже погодя.