У Жени участилось дыхание, глаза перескакивали с предмета на предмет, не успевая их ощупывать. Она не знала, что грядет, попытки прогнозировать будущее всегда вводили ее в ступор, раздражали своей надменностью и почти никогда не сбывались. Может, это был обыкновенный страх перед войной, нагнетание угроз и обстоятельств… Она всегда видела экзальтацию в роковых предчувствиях. Когда они не сбывались, о них благополучно забывали. Но стоило сбыться одному из тысячи…
Стоял душный летний день. Страшное событие обрушалось на людей из приемников, пока они шли по улице. Да этого дня жизнь была несладкой, удушающей, подозрительной, сгущающейся. После она стала просто невыносима, нереальна. Обрушающиеся ранее политические агитационные плакаты сменились плакатами уже военными, не менее агрессивными, но более оправданными, борющимися за высокую цель.
Грохнула исподтишка, грянула для многих до сих пор нежданная, ненавистная. Города застыли словно, на каждой кухне сбитые с толку люди со страхом глядели в будущее. А университетские товарищи гуляли в тот день по вечерней Москве свою лебединую песню. Говорить не особенно хотелось, но они все же перебрасывались тусклыми тихими фразами.
Они понимали, что ничего не будет как прежде; нависло убеждение, что мальчики не вернутся. Слишком сильно было впечатление от прохождения армии врага на восток. Впрочем, новости тщательно фильтровались. Влада и ее подруги с непонятным состраданием, пытаясь хорохориться, выражали свое восхищение геройством мальчишек. А молодые люди все смотрели в звездное небо и воспринимали даже отвлекающую болтовню своих сверстниц как блаженство. Владимиру было неловко за то, что, со второго курса переведясь на заочное отделение и подрабатывая помощником главного инженера благодаря недюжинным способностям, он рисковал пройти сквозь призыв и остаться на заводе выполнять военный план. Он чувствовал себя каким-то ущемленным в этом смысле и все больше молчал.
Под конец вечера, когда стоптанные ноги тянулись домой, они с Владой отделились от толкучки.
– Папа с Женей в ужасе, что я еду на фронт. Ну да все равно. Пусть терпят друг друга, мне надоело. В такие времена они думают, что все останется по-прежнему что ли?
– Едва ли кто-то так думает теперь.
– Интересно, что будет делать инфантильная Женя во время побоищ? Терпеть не могу таких людей – кто-то идет и оббивает пороги, цепляется и показывает клыки, а кто-то, как она, по проторенной дорожке получает.
– Да брось, она хорошая…
– Слишком хорошая, – Влада выдохнула и недоверчиво покачала головой, отведя взгляд прямо. Чуть иронично затаилась в ее глазах подковырка несогласия.