На кухне Скловских поздней ночью горел свет. Влада уже покинула отчий кров, уехав на курсы медсестер, чтобы затем ринуться в открытый Космос – на побоище. Скловский отговаривал дочь, заверял, что о войне она только понаслышке знает, но Влада в упрямстве и сознании, что справится, не слушала отца. Ему пришлось уступить, что было не в его натуре. Переворачивающиеся в калейдоскопе события последних дней отразились и на нем – он притих. Как-то скомкано начал говорить, словно ни в чем – ни в своей силе над другими, ни в благополучном исходе уже не был уверен. И вот теперь, через ничтожно короткий срок после отбытия дочери, и Женя взяла слово:
– Поеду в Ленинград к бабушке. Москву все равно эвакуируют.
– Ленинград не в лучшем положении, его первым могут захватить как раз! Это все равно, что из тыла ринуться прямо в пекло, – ответил Скловский, полагая, что после этих слов дикая идея жены будет снята с обсуждения.
– Плевать. Все равно отсюда уеду, ты ведь сам собирался убираться!
– Да, но вглубь страны, что более логично, а не на границу с Финляндией.
– Не могу бросить бабушку на произвол судьбы.
– Женя, это безумие – ехать в Ленинград, когда на него фашисты так зубы скалят! – повысил голос Скловский.
Женя не подняла взгляда из полутьмы комнаты.
– Бабушку я телеграммами оттуда не выманю, человек там всю жизнь прожил. Для нее это все равно что Родину предать. Да она смеется в ответ на мои просьбы приехать к нам, пойми! Я только лично ее смогу убедить, тем более столько не виделись!
– Ехать туда нельзя, сумасшедшая! У города почти военное положение, в пору массовые эвакуации проводить, а ты на верное заклание стремишься!
– Мне плевать, понятно?! Поеду, ты меня не остановишь! А сам катись к себе на Урал в тепленькое местечко. Сейчас, война, пойми! Люди гибнут! Пора немного задуматься о ком-то кроме себя.
– По мне, – холодно отозвался Скловский, – так тебя вполне устраивала моя забота о семье.
– Материальная забота, Витя! А ты хоть раз спросил, что у нас всех в головах творится?
– Глупости. Навыдумывала себе буржуазных штучек. Здоровы, сыты, так что больше надо? Мои родители со мной никогда по душам не разговаривали, за что я им благодарен.
– Да ты сам буржуа!
– И что теперь?
Выдохнув, Женя скрылась за дверью. В тот же вечер она купила билет до северной столицы, надеясь, что ее не развернут обратно. Но первой массовой эвакуации в Ленинграде еще не началось, и она проскользнула. Война пока не произвела впечатление на многих – так была сильна пропаганда, уверяющая, что недели через две красная армия с доблестью изгонит неприятеля обратно в гниющую буржуазию. Женя пока не могла понять, как относится к происходящему, слишком все было скомкано, спутанно… А вот Скловский мрачно уверял, что такую войну им едва ли пережить. Женя привыкла верить мужу, но теперь как ком в горле вставало желание не слушать его.