Дымчатое солнце (Нина) - страница 71

Скловский уже успел изменить документы по возрасту для подстраховки имеющейся броне и сделать себя немощным пенсионером. Как партийному начальнику, водящему правильные знакомства, ему нечего было переживать. Отсрочки щедро предоставлялись работникам государственных и общественных организаций. На одной войне Скловский уже побывал, только недавно поняв идиотизм собственного жертвования аппарату. Больше подобных упущений он не был намерен совершать. Собравшись укатить на Урал, он намеревался заняться там организационными вопросами и ничем не запятнать себя.

Бомбежки пока били не сильно, была хорошо организована противовоздушная оборона. Лишь единичные самолеты врага прорывались к Москве. Но оставаться здесь было опасно. Все фотоаппараты были изъяты у населения, чтобы в историческую хронику не проникло нежелательных эпизодов. Скловские стали невольными свидетелями чудовищной картины бегства населения из Москвы.

– Ты говорил, что не стоит искать страсть, что жизнь нужно подчинить обдуманности и смыслу. Якобы высшему в виде дум о всех и вся. Но разве не в первопричине, не в самой природе сперва думать о близких, чего ты за всем этим не делал? Да и на народ тебе было плевать, как и всем правителям, важно было лишь вкушать власть и пить ее яд из золотых кубков! Я подчинилась, и что получила взамен? Пленница воспоминаний, обыденности, без ожиданий, без проблесков… – говорила Женя мужу скупо и муторно на перроне перед тем, как разъехаться в небытие друг для друга.

– А ты не думала, что выбирать свой путь стоит самому? Почему я должен не думать о себе и быть в ответе за идиотов, которые понимают в разы меньше меня и, собственно, ничего не делают для своего блага? И за что ты вообще меня разоблачаешь? Советы тем и хороши, что их можно не выполнять. Кто тебя заставлял следовать им? Неужто ты думаешь, что изреченные слова есть истина?

– Кто заставлял?! – тихо взревела Женя.

– Я хотел счастья в выбранной миссии, но, видно, просчитался. А ты прогнала страсть сама, никто тебе не виноват.

Для Скловского было неприятно осознать, что он мало что испытывает по поводу этих внезапных разоблачений, тянущих на разрыв – ни сожалений, ни жажды вернуть женину былую привязанность и теплоту он не испытывал. Как-то сухо и противно было ему, желудок словно разъедала неведомая субстанция, а мозг молчал, лихорадочно прокручивая в себе лишь картины предстоящего. Он здорово закалил себя на спасительную бесчувственность, но порой грустно было отчего-то.

– Прогнала, потому что уже считаю ее опасной вслед за тобой. Ты же всегда учил наслаждаться, но без угроз, вовремя тормозя… Хочу передумать, но стоит внутри меня какой-то барьер. Да и была ли вообще между нами привязанность? По мне, странная, непонятная, была… И почему мы все поступаем так, как втемяшил нам кто-то давно? Что это, отказ думать, страх или древний инстинкт подражания? Раз он так поступил и с ним ничего не случилось, сделаю-ка я так же! И все равно сохранилась у меня старая привычка высказывать тебе все, что кипит в этот момент.