— Кха!
Толян слегка крутанул зажатое в пальцах ухо и Петро добавил:
— Йо!
Бандит отпустил ухо и поинтересовался:
— Достаточно? Или еще?
— Не надо, — просипел Москалюк.
Кока, улыбка которого превратилась в жуткий хищнический оскал, спросил:
— Кто таков?
— Петро Москалюк, — ответил Петро, держась рукой за пострадавший живот.
— Профессия! — повелительно произнес Кока.
— Учитель игры на аккордеоне, — честно ответил Петро.
— И потому тебя определили именно в эту палату? — удивился Кока.
Какинаки тут же заржал нездоровым смехом. Все участники разговора уставились на него. Жора, смеясь, предположил:
— Наверное, к нам подселили личного баяниста президента.
— Аккордеониста, — поправил Жору частично пришедший в себя Петро.
— Не имеет значения, — сказал Какинаки. — Гармошка — и в Африке гармошка.
Кока с Жорой дружно рассмеялись.
— Ничего подобного! — возмутился Петро. — Гармонь — варварское москальское приспособление, придуманное для извлечения низкопробных быдлозвуков! Аккордеон же — немецкое произведение искусства!
Толян вдруг подал голос:
— Кока, у него в заду флаг торчит.
Кокнутый перестал смеяться и, подозрительно косясь на Петро, поинтересовался:
— Не понял. Какой флаг?
Толян ответил:
— Американский. Выколот во всю ивановскую. То есть — натурально по всей заднице.
Кока тут же взвился с койки с воплем:
— Кто допустил в мою палату петуха?!
Жора брыкнулся на свою кровать и сделал испуганные глаза, а Петро вдруг почувствовал себя оскорбленным. Поэтому он заявил:
— Я не петух! Я — жертва москальской провокации!
— Ничего не понимаю, — сообщил Кока и приказал Толяну, — ну-ка, разъясни.
— Запросто, — кивнул головой Толян, закатывая рукава пиджака.
Петро, догадавшись, что сейчас ему опять станет больно, скороговоркой поведал о приключившемся с ним в Турции несчастье. И настолько убедителен был его рассказ, что рукава пиджака Толяна застыли в закатанном состоянии, а Кока с Жорой упоенно раскрыли рты.
— Вот так я и оказался с флагом, — закончил рассказ Москалюк.
Кока потребовал:
— Покажи.
Петро осторожно сполз с койки, развернулся задом к сопалатникам и застыл.
— Ух, ты! — сказал Какинаки.
— Ого! — согласился с ним Кока и закатился утробным смехом.
Какинаки по своей адвокатской привычке профессионально поддержал преступного авторитета. Кока, завалившись на койку, дернул ногой и нечаянно разбил какую-то колбу, зажатую в штативе, который стоял рядом с его тумбочкой. Видимо, ранее это приспособление служило доказательством болезни пациента и должно было производить на вновь прибывших членов врачебной комиссии неизгладимое впечатление правильности нахождения Кокнутого в палате. Но ни Кока, ни Жора не обратили на разбитое оборудование никакого внимания. Они продолжали хохотать.