Петро, почувствовав себя неловко, осторожно залез в кровать, лег на правый бок и стал ждать окончания веселья. Толян, застывший рядом с койкой Москалюка, флегматично гонял жвачку во рту и ничего не делал, держа на всякий случай рукава пиджака закатанными до локтей.
Неожиданно дверь в палату распахнулась, и в ее проеме возник милиционер, дежуривший в коридоре. В руке его чернел пистолет, которым он размахивал, как бадминтонной ракеткой.
— Это беспорядок! — заорал мент. — Всем стоять, вашу мать!
Кока от неожиданности икнул и перестал смеяться. Жора всхрюкнул напоследок и тоже заткнулся, недоуменно глядя на мелькающий в воздухе ствол.
Мент, профессиональным чувством осознав, что пистолет он достал зря, неприхотливо засунул его в кобуру и, как ни в чем не бывало, заявил:
— Эй, больные, ведите себя прилично. Если в лечебном учреждении звучит смех (а тем более — хохот), значит — больница липовая. Любой нормальный человек знает — от медицины не смеются. От медицины плачут. Особенно от нашей, от украинской! А вы тут ржете, как кони во время случки! Это что такое? Сейчас, не дай бог, появится какой-нибудь проверяющий и спросит у меня, мол, что это в палате так весело? Если больные веселятся, значит — выздоровели. И что потом? Вас выпишут и все! Кока пойдет париться в свою камеру с холодильником и кондиционером, адвокат поедет в баню с девками. А я? А меня отправят разгонять этот дурацкий майдан. А мне это надо? Так. Все заткнулись! И вести себя тихо! А то сейчас кое-кому ногу прострелю, чтобы болел подольше!
Кока, прослушав эту пламенную речь, сказал Толяну:
— Толик, ну что ты стоишь как пень? Ну-ка, разберись с этим мусором…
Толян тут же встряхнулся, подошел к милиционеру, нежно взял его под локоть и поволок к выходу из палаты, ласково при этом приговаривая:
— Ну что ты кипятишься, в самом деле? Пойдем, сыгранем в нардишки по двести гривен партия. Что-то мне сегодня не прет, гадом буду, ей-ей…
Дверь за ними захлопнулась, и пациенты остались в палате одни.
Петро, оправдываясь, сказал:
— Вот видите, я пострадал ни за что. А вы меня третируете…
Кока слез с койки, подошел к столу и, взяв в руку бутылку коньяка, произнес:
— Слушай, герой майдана! Сам виноват. А то петухов на земле ныне больше, чем китайцев. Пойди-ка сюда и мы тебя жить научим. В натуре. Не веришь? Зря. Одежды нет? Ничего, это мы исправим. А пока завернись в простыню. Считай, что ты в бане. Да не бойся! Мужику — даже голому — нечего опасаться, если он действительно мужик. Только бабы боятся обнаженности. Потому что у голой бабы всякие ненужные складочки сразу видны. А мужику плевать, какие складки и где у него находятся! Подходи, Петя. Давай выпьем!