Комиссары французского конвента Францию успели ограбить дочиста. Комиссары русского политбюро - Россию. Комиссары национал-социализма успели подобрать к своим рукам и дома, и мужика, и Круппа. В стихийном процессе этого грабежа более оборотистые энтузиасты успели уже округлить свои капитальцы и оказались склонными к покою и пищеварению. Они достигли своего и они резонно полагают, что вместе с ними достигла своих целей и революция. Их объявляют оппортунистами и отправляют на виселицу (на гильотину или в подвал). Ибо есть же энтузиасты менее оборотистые или менее удачливые, которые столь же резонно скажут: "А мы-то за что кровь свою проливали?" - и станут "углублять революцию".
Всякие революционеры воспитываются в страхе и ненависти и им трудно представить себе, что где-то есть легкомысленные люди, которые не испытывают перед ними, революционерами, ни ненависти, ни страха, которые принимают их, революционеров, не очень всерьез и вовсе не собираются ни судить, ни вешать. Жадность и страх толкают "стихию" на идейную экспансию в мировых масштабах.
Здесь все перепутывается в один клубок: вооружение толкает на экспансию и экспансия требует вооружения. Здесь труден первый шаг, дальнейшее идет автоматически, и, что самое страшное, - неизбежно.
Гитлер и Геринг успели ограбить подданных Третьего Рейха так, что подданные этого и не заметили. Девяносто миллиардов вложены в орудия. Девяносто миллиардов вопиют к небесам о процентах. Что случилось бы с Гитлером и Ко, если быв один прекрасный день удалось созвать мирную конференцию и подписать некий всеобщий договор о разоружении? Тогда пришлось бы перековывать орудия - во что именно? Тогда пришлось бы переписать векселя национал-социалистического государства - но на чье имя? Кто взял бы на себя оплату этих чудовищных векселей? Кто вернул бы шестидесяти миллионам вкладчиков их кровные пфеннинги и марки? Только война, и только победная война, открывала новые Эльдорадо. И только война давала выход из политики тихого грабежа.
В России обстановка сложилась, несколько иначе и грабеж носил несколько иной характер. Я не знаю - врожденное ли это качество или воспитанное, но русский человек питает некоторое безразличие к материальным благам жизни. За последние пятьсот лет страна переживала иностранные нашествия в среднем раз в пятьдесят лет. После таких нашествий, естественно, возникали явления инфляции, девальвации, дефляции и прочих таких вещей. В промежутках между нашествиями случались и другие неприятности, в значительной степени вызванные перенапряжением всех сил народного организма, например, гипертрофия правительственного аппарата. Было и крепостное право, которое ограничивало накопительные тенденции обоих сторон: и мужика, и барина. Мужику не было никакого смысла копить, пока существует крепостное право, все равно барин все отберет. А когда оно перестанет существовать, я все равно все отберу у барина. На такой же точке зрения стояло и дворянство: пока есть крепостной мужик - можно содрать с него, а после него - все равно потоп! Вооруженный разбойник отберет у меня всю мою портативную наличность и бросит меня на произвол судьбы. Вооруженный энтузиаст отберет у меня не только наличность, но и недвижимость и затем, под угрозой ножа, заставит молиться своему уродскому богу, а если я стану молиться не очень убедительно зарежет и меня без всякого расчета на дальнейшее извлечение из меня какой бы то ни было прибавочной стоимости. Я не хочу восторгаться Аль-Капоне. Но я предпочитаю его и Сталину, и Гитлеру - даже и вместе взятым. Вопрос о выборе между Сталиными Гитлером решается в зависимости от личных и национальных вкусов.