— И когда ты подрос, то понял, что не можешь этого сделать, — прошептала она.
Наконец, Чёрч взглянул на нее и кивнул.
— Очевидно, не приемлемо планировать смерть и четвертование членов своей семьи.
— Такое не приемлемо планировать вообще ни для кого.
— А что, если ты диктатор? — спросил он. — Или линчеватель, чью семью жестоко убили у тебя на глазах?
Эмма ударила его ногой в живот, отчего он захрипел.
— Ну, поскольку ты не являешься ни тем, ни другим, это на тебя не распространяется.
— Да, не распространяется.
— Так... ты что, социопат?
— Правильно говорить человек с антисоциальным расстройством личности, и да, мой предварительный диагноз был именно таким.
— Предварительный, — повторила она.
Чёрч закончил красить ей ногти, затем закрутил пузырек и сбросил его с кровати.
— Согласно записям моего психолога. Я так и не пришел к нему для соответствующего тестирования.
— Почему нет?
— Потому что его мне тоже хотелось убить.
«А тебе когда-нибудь хотелось убить меня?»
Эмма подавила этот вопрос. Она не знала, какой ответ расстроит ее больше.
— Итак, ты самоустранился, — сказала она.
Он поднял ее ногу, ту, которую красил первой, и осторожно подул ей на пальцы. Эмма закрыла глаза.
— Да. Вот почему я не могу быть настоящим социопатом. Я признаю своё психическое заболевание таким, какое оно есть, и стараюсь оставаться как можно более здоровым и тем самым защитить тех, кто меня окружает.
— Например, не разговариваешь с людьми, — догадалась Эмма и почувствовала, как он кивнул.
Нога сменилась другой.
— Да. Это всё... упрощает. Не разговаривая с людьми, я не могу ими манипулировать, не могу им лгать, не могу им навредить. Ну или, по крайней мере, так это сделать гораздо сложнее. И меня никогда это не волновало. У меня никогда не возникало ощущения, что я что-то упускаю. Люди полагают, что со мной что-то не так, поэтому свободно при мне разговаривают. Никто из них не говорит ничего стоящего. Зачем мне вообще с кем-то из них общаться? — в его голосе мелькнули нотки раздражения.
— Если это так, — решилась она. — Тогда зачем ты ходишь на вечеринки? Почему ты трахнул Марси Макинтош?
— Боже, мне нравится, что ты ревнуешь, — выдохнул он, сжав ее лодыжку.
— Всегда пожалуйста.
— Я трахнул ее, потому что у нее потрясные сиськи, и она ими предо мной трясла. Она настолько глупа, что, в сущности, примат, так что меня не волновало то, что я ее использовал. Меня вообще не волнуют женщины, которых я использовал и трахал на протяжении всех этих лет.
— Видимо-невидимо, — пошутила Эмма, но он кивнул головой. — Раз ты трахнул стольких женщин, то должен был хоть