Показался дверной проем выхода. Причудливый заслон был сдвинут, только ращались стеклянные двери. Дождик за ними усиливался, смывая изображения предметов за стеклом. Я без раздумий метнулась к свободе. Теперь моя свобода заключается только в том, что есть и что пить… и то не всегда.
Холодные капли обрушились сверху, намочили ткань одежды, размазали макияж. Плевать. Мне было больно и гадко. Хотелось плакать. А плакать всегда легче в дождь. Это лишает чувства вины за собственную слабость. Избавляет от оправданий. Я разучилась плакать, отучила себя быть слабой, заменила грусть на злость. Так проще, так легче, так надежнее защитить себя от чужих нападок. Но сейчас мне так хотелось стать слабой. Упасть на колени и плакать, давая волю внутренней боли. Хотелось. Но слабость — непозволительная для меня роскошь.
— Вы простудитесь, — прозвучал за спиной голос Стоуна.
Я промолчала, заглядывая в хмурое небо над нами. Новая вспышка молнии, и небеса отозвались брюзгливым ворчанием. Первая весенняя гроза. Говорят, нужно загадать желание… Может, попробовать?
На плечи мне легло что-то тяжелое, и я поняла, что Стоун закутал меня в свой пиджак. На голову тоже лить перестало, защитный купол прочно защищал от холодной воды. Я со злостью рванулась, желая сбросить с себя чужую одежду, но меня удержали, крепко сжав руками чуть выше локтей.
— Я понимаю, что вам больно, Виктория, но здесь не лучшее место для истерик. — шепнули мне на ухо. — Пойдемте.
Меня развернули к машине, беря за руку. А во мне закипала злость. Как он может вот так просто изображать добряка? Заботится он обо мне. Ха! Ха-ха! Я тоже нужна ему только для расследования. Только Зори есть дело до меня и моих чувств. А все остальные кучка сволочей. Ненавижу!
— Пустите меня! — зло окрасилась я, вырывая руку. — Ненавижу!
— Знаю, — спокойно заявил Стоун, наблюдая за мной.
Вода реками неслась по крутому склону улицы. Заливалась в туфли. Я поскользнулась, теряя обувь, едва не рухнув в лужу. Миг, и я зависла над пенящимися потоками. Еще миг, и меня уже несли к машине на руках.
— Убери от меня руки! — завизжала я, вырываясь из объятий инквизиции.
Мою просьбу проигнорировали. Попыталась ударить — увернулся. Я не вещь! Почему все ведут себя так, будто я бездушная табуретка?
Так меня и донесли до машины. Мокрую и злую, шипящую как бешеная кошка. Я вырывалась и грозила инквизитору всякими пакостями, которые я ему устрою дома. А я устрою! Я слов на ветер не бросаю. Меня зашвырнули в салон авто, вскоре и инквизитор сел. Рядом за руль. Включил печку, закрыл окно.