— Куда вылупился! — рявкнул генерал. — На меня смотри!
— Да, сэр! — Поль понял, что надо срочно уносить ноги. — Разрешите идти!?
— Вали, — согласился Михайлов, довольный догадливостью собутыльника дочери. То, что это именно собутыльник, а не любовник, он уже понял.
Маттера схватил комбинезон, впрыгнул в него, и, опасливо обернувшись на Светлану, с трудом наклонившуюся к полке за полотенцами, сказал:
— До связи! — получил он равнодушную отмашку Наемницы, глянул на кулак, который показал ему генерал, и убежал.
Михайлова завернулась в полотенце, добралась до аптечки, и закинулась таблетками. Отец протянул ей стакан с водой.
— Ка-а-а-айф, — выдохнула она, выпив его, и развалилась на диване. — Господи, вот это я накидалась…
— Присяга через два часа! Ты не отвечала на звонки, не открывала адъютанту, я был вынужден прийти к тебе сам! Ты хоть понимаешь, что могло случиться?! — генерал с трудом сдерживал гнев.
Светлана безразлично посмотрела на него. Остатки алкоголя еще бродили в ее крови, и ей было абсолютно не страшно. Это ведь отец, что он сделает?
— Но ведь не случилось же? — бесстрашно глянула она ему в лицо, после чего отвернулась в поисках одежды. — Хватит беситься, я в порядке. Можешь идти, заниматься своими делами.
Михайлов схватил ее за волосы, поворачивая к себе и рявкнул:
— Ты могла пропустить присягу, тупая ты дура!!!
— Пусти! Больно!
— Больно!? Больно?! — генерал орал, выпучив глаза. — А ты знаешь, как мне больно!? Я что, растил тебя для того, чтобы ты бухала с проходимцами?! Чтобы трахалась с первым встречным?!
— Зато я не трахалась со шлюхами, в отличие от тебя! — возмутилась Светлана.
Михайлов сам не ожидал, что отвесит дочери пощечину.
— Ты для этого заимел дочь из пробирки?! — спросила она, дерзко глядя ему в лицо. — Чтобы безнаказанно бить ее?!
— Заткнись! Ты что, не понимаешь? ТЫ могла пропустить свою Присягу! Могла опозорить мое имя перед другими Наемниками! — Михайлов зло посмотрел на нее. — Ты помнишь, о чем мы договаривались?! Ты должна быть лучшей! И тогда все лучшее — станет твоим!
Светлана сама не знала, почему, но не испугалась.
— Где это лучшее? — спросила она вкрадчиво. — Где? У меня нет ничего! — она повысила голос. — Я тренировалась с двух лет для того, чтобы принять Присягу Наемника и сдохнуть в бою! Вот что станет моим! — последнее предложение она уже кричала.
Отец отступил, наверное, впервые за много-много лет.
— Протрезвей, — сказал он. — Потом поговорим.
Выйдя, он даже почти улыбнулся. «Подростковый бунт? — думал он. — Поздновато, конечно, но девочка растет».