— Занималась. Я играла здесь в волейбол на первом и втором курсе.
— Почему ты бросила?
Пожав плечами, пинаю землю под ногами.
— Я не хочу называть это бросанием — скорее назвала это перегоранием. У меня не было жизни, и мне это надоело. Кроме того, драма от моих товарищей по команде и практика нон-стоп была изнурительной. Так что однажды я просто…
Отваживаюсь взглянуть в его сторону, гадая, увижу ли разочарование на его лице.
Спортсмены обычно не отождествляют себя с неудачниками, и если быть честной, я попадаю в эту категорию.
— Что сказали твои родители? — спрашивает он в ночи.
— Они вздохнули с облегчением. Думаю, им надоело получать от меня плачущие звонки каждую неделю. К тому же я была статистом, а не стипендиатом, так что обучение не было бесплатным. Мои оценки страдали, и я не могу позволить себе быть здесь пять лет.
В отличие от Ретта, которого обхаживал и вербовал не один, а несколько высших учебных заведений. Интересно, насколько он хорош на самом деле; делаю мысленную пометку погуглить его статистику, когда приду домой.
Мы проходим оставшиеся три квартала, несколько раз касаясь друг друга в темноте, и ни один из нас не решается отойти в сторону.
Подходим к его джипу.
— Подвезти домой? — Его низкий голос грохочет в ночи.
Я бросаю быстрый взгляд на свой внедорожник, припаркованный тремя рядами ниже. Сжимаю губы.
— Конечно. Это было бы здорово.
Ретт нажимает на брелок, отпирая двери. Открывает пассажирскую дверцу и придерживает ее.
— Запрыгивай.
Я вся таю от его галантности, задеваю его, когда прохожу мимо, чтобы забраться внутрь, и со вздохом устраиваюсь в кабине его джипа. Положив рюкзак на колени, с любопытством оглядываюсь, пока он обегает вокруг.
Он машет кому-то, кто идет по тротуару из библиотеки. Бросает им улыбку.
Рывком открывает дверь и лезет наверх.
— Куда мы направляемся?
— Я живу в трех кварталах отсюда, недалеко от Кинси. Знаешь, где это?
— Хм, — говорит он, разворачивая джип. — Там я и живу.
— На Кинси?
— Да.
— Формально я живу на перекрестке, Макклинток, но Кинси все знают, поэтому я просто говорю это.
— Понял.
Я изучаю его профиль, горбинку на носу. Сильную челюсть. Щетину на шее и подбородке. Отражение в зеркале заднего вида, как маска, закрывает все, кроме его темно-карих глаз.
Удивительно, кабина джипа пахнет чисто, но по-мужски. Мускусный запах, как одеколон, а не как старые спортивные носки.
Меня так и подмывает подвинуться поближе, чтобы втянуть в себя его запах, но передумываю, потому что, Господи, я, должно быть, схожу с ума. Он не может мне нравиться.