Меня продержали в палате еще две недели. Сколько я ни пытался узнать о Кристине или других людях из Урюпинска, никто не собирался мне отвечать. Лишь спустя неделю Влад соизволил сказать, что город почти восстановился после нападения Максима Волконского и живет своей жизнью.
— А Олег? — выдохнул я, боясь услышать ответ.
— Восстанавливается в цыганском таборе. Кажется, там у него лечение протекает быстрее, — хмыкнул Ящинский.
Семья Волконских — их души были заключены в одном человеке, Максиме. Странно, я никогда не задумывался о причинах, по которым Призванные так отчаянно пытались свергнуть царскую власть. Лишь здесь последние ответы были получены во время лечения. И, что странно, никто больше не скрывал от меня информацию. Или просто я застрял здесь навсегда?
— Он ведь не один такой, — рассеянно проговорил я, едва мы вышли на улицу, прошагав мимо тюремной бани. — Революционеры жаждут избавиться от гнета Романовых, получить свободу.
В чем-то я их понимаю. Только говорить вслух это не стал.
— Безусловно, — кивнул Влад, здороваясь с проходящими мимо охранниками. — Некоторых заговорщиков мы выявили, но многие имена неизвестны. Революционеры слишком сильно проникли в систему.
Комендантский дом располагался напротив Петропавловского собора. Под звон колоколов я поднял голову к хмурому небу: дожди в Санкт-Петербурге не редкость, особенно осенью. От холодного ветра с Невы крепость защищали крепкие стены.
— Здесь царский кортеж, — отметил я, заметив длинный черный автомобиль «Романов» в окружении бронированных «Руссо-Балт», подле которых стояли мрачные охранники. Двое военных, рангом не меньше офицерского, тихо переговаривались в стороне. Я даже отсюда слышал потоки их магии, с удивлением отмечая для себя этот факт.
— Его высочество приехал к усыпальнице своей бабушки Анастасии, — ответил Влад, останавливаясь и внимательно посмотрев на меня. — Больше ничего не хочешь спросить?
Ящинский ждал вопрос, который давно вертелся у меня на языке. Втянув носом воздух, я оглядел шпиль собора, непроизвольно сжимая пальцы в кулак и слыша скрип кожаных перчаток.
— Какой у тебя сейчас ранг? — Влад наклонил голову, удивленно приподнимая брови.
— Думал, ты спросишь о свободе, — усмехнулся бывший офицер, стоило мне повернуться к нему.
— Вряд ли я услышу правду, — проигнорировав смешок, я посмотрел в серые глаза. — Вряд ли мне могло почудиться. — Как и не узнаю о том, почему слышал голос отца на кладбище.
Владислав улыбнулся, но ничего не ответил. За эти четыре недели нашего общения он был моим единственной связующей нитью с внешним миром. Иногда приносил книги, общался на свободные темы, которые не стояли под грифом «совершенно секретно». Например, как мой отец.