— Перевернись на другой бок, — наконец низким голосом командует он.
Такой обжигающе горячий и неистовый, что адреналин взрывается в моей крови. С колотящимся сердцем я переворачиваюсь и широко распахнутыми глазами смотрю на стену.
Матрас шевелится, когда Лиам встает. До меня доносится шорох и скольжение ткани, затем матрас прогибается под тяжестью мужчины.
Лиам вытягивается позади меня и прижимается своими ногами к моим.
Очень осторожно он просовывает левую руку под мою голову, пока моя шея не оказывается на его бицепсе, а щека — на подушке. Я застываю, если не считать бешено бьющегося сердца.
Как много из своей одежды он снял? Неужели он сейчас голый? Неужели волк лежит совершенно голый прямо рядом со мной? Нет... на нем точно рубашка (его рука под моей шеей прикрыта тканью рукава). Но, может быть, он снял свои брюки? Определенно пиджак. А как же галстук? Обувь? Ремень?
Нижнее белье?
У меня сердечный приступ. Прощайте. Боже. Я умру здесь и сейчас.
— Дыши, — бормочет Лиам. Я выдыхаю с огромным порывом, дрожа. — Так-то лучше.
Закрыв глаза, я несколько долгих минут прислушиваюсь к гулу своего сердцебиения. Позади меня Лиам тих и неподвижен. Единственные соприкасающиеся части наших тел — это его колени, верхняя часть моей спины и моя шея с его рукой, но я мучительно ощущаю каждый дюйм его тела с головы до ног.
Он излучает так много тепла, что к нему хочется прижаться, как к печке.
Когда мой язык вспоминает, как формировать слова, я шепчу:
— Лиам?
— М-м-м.
— Я... я рада, что ты здесь.
Его тихий выдох колышет мои волосы.
— Давай спать.
Он думает, что я могу спать в такое время?
Я прикусываю нижнюю губу зубами, чувствуя ее толщину, гадая, насколько будет больно, когда он поцелует меня (а он поцелует меня, это только вопрос времени). Но затем снова застываю, потому что Лиам утыкается носом в мой затылок…
И осторожно вдыхает.
Каждый дюйм моего тела покрывается гусиной кожей. Соски мгновенно твердеют. И я практически стону вслух.
Он обнимает своей большой теплой рукой мое плечо и сжимает его.
— Тише, — бормочет он.
Может быть, я застонала вслух? Черт, вероятно, я и простыни намочила. Между ног отчетливо пульсирует, что, вероятно, посылает ударные волны, которые он может почувствовать и измерить по шкале Рихтера.
Я утыкаюсь лицом в подушку и всхлипываю.
— Я принесу тебе обезболивающее, — резко говорит он.
Мне хочется перевернуться и ударить его подушкой.
— Мы оба знаем, что ты не настолько невежественен.
Он не отвечает. Проходит минута. Две. Я делаю долгий выдох через губы, беззвучно считая до ста и обратно. В конце концов, я успокаиваюсь.