Я вскрикиваю от этого назойливого жеста. Удар проносится прямо от того места, где он сжимает меня, по всему телу.
Эйден смотрит на меня своими садистскими глазами. Только теперь отблеск становится темнее. Туманнее. Сильнее.
Ему нравится оказывать на меня такое воздействие. Он получает от этого кайф.
Как наркоман, который не может насытиться, он, кажется, готов к большему.
Чем упорнее я отказываюсь, тем более радикальными становятся его методы.
Все началось с того, что он потребовал мой телефон, затем он захотел, чтобы я называла его по фамилии, а затем, чтобы я извинилась.
Всякий раз, когда я говорю «нет», его нападение становится безжалостным.
Беспощадным.
Я провоцирую монстра.
Настоящего монстра.
За годы борьбы с задирами я научилась никогда не давать им того, чего они хотят. Если я признаю их издевательства или покажу им, что мне не наплевать на их поступки, это даст им стимул давить сильнее.
Эйден темнее обычного задиры, но он все равно задира. Только он не хочет этих извинений, или моих упрашиваний, или даже проклятого телефона. Он хочет моей борьбы. Ему нужна моя беспомощность. Моя слабость.
— Прости, — выпаливаю я и пытаюсь говорить серьезно.
Он на секунду приостанавливает свои действия, но не отпускает меня. Его взгляд встречается с моим, и его левый глаз дергается, прежде чем он прижимает большой палец к моему клитору над тканью.
Мои ноги дрожат, и я ненадолго закрываю глаза, желая, чтобы это чувство ушло к чертовой матери. На меня не должно влиять то, что делает этот монстр.
— Почему ты извинилась? — спрашивает он.
— Ты велел мне извиниться.
— Ты не имеешь это в виду. — он наклоняется ближе и шепчет мне на ухо жарким дыханием, его тон веселый. — Ты серьезно думала, что я куплюсь на это, милая?
Милая?
Милая блядь?
Требуется все силы, чтобы не дать своему гневу вырваться на поверхность. Мне так сильно хочется надавить на него, но я знаю, что это только придаст ему преимущество.
Тип Эйдена получает удовольствие от истерик. Это его движущая сила.
Я повышаю тон.
— Я извинилась, как ты и просил.
— Извинения отклонены. — он размышляет. — Ты из всех людей не имеешь права играть со мной в игры.
Ты из всех людей? Что, блин, это должно означать?
— Ты сказал, что отпустишь меня. Это несправедливо.
— Кто сказал что-нибудь о справедливости, а?
Как я должна выиграть, если он продолжит менять правила?
В моей голове мелькает идея. Это то, чему я научилась из старых китайских военных книг.
Загнанный в угол, использует механизм атаки противника.
— Чего ты хочешь, Эйден? — я смягчаю свой тон. — Скажи мне.