— Трое, — совсем тихо сказала она, — их было трое.
— Послушай, — сказал Хуан уже помягче, — я тебя даже понимаю. Сначала связалась, потом подумала — ой, что же я делаю, что на работе скажут, что муж скажет. Тем более трое, это как-то не по-христиански, приличные женщины не дают троим сразу. Но давай подумаем, как умные люди. Изнасилование — это тяжкое преступление. Насиловать втроём — это значит, у тебя есть как минимум два свидетеля помимо самой жертвы, и если они на тебя обидятся за что-нибудь, запросто могут сговориться и сказать, что они тут ни при чём, проходили мимо и видели, как он совершает преступление, пытались отбить бедняжку, но не вышло. Это риск, понимаешь? Никто на него не пойдёт, во-первых. Во-вторых, зачем кого-то насиловать, если шлюхи на шоссе дают за тридцать песо? И в-третьих, ты пойми, тебя это не спасёт. Преступление тяжкое, расследовать будут всерьёз. Никто не станет сажать мужика только потому, что ты что-то там бормочешь про него. Будут искать доказательства, понимаешь? И найдут. Выяснят всё, что между вами произошло на самом деле. Как ты им улыбалась, как соглашалась идти с ними, как давала себя обнимать. И именно это узнает твой муж, и на работе твоей тоже узнают, что ты по своей воле вместо работы пошла на блядки. И это не будут обычные сплетни, это будут установленные следствием факты, подкреплённые доказательствами, ты понимаешь? Ты не отвертишься. Будет только хуже.
Само собой, она разревелась. Эти бабы всегда такие: когда объяснишь ей, что её уловки видишь насквозь и они дурацкие, начинают рыдать. На жалость давят или сами себя жалеют, кто их знает. Хуан вздохнул, встал, принёс ей стакан воды. Она благодарно кивнула, выпила, чуть успокоилась. Пробормотала извинения, встала и пошла.
Хуан посмотрел на часы. Проклятый рабочий день и не думал заканчиваться. Наоборот, он, можно сказать, только начался. Что там дальше по расписанию, кража телефона и двух бургеров из бардачка? Чем думают все эти граждане, и думают ли вообще?
Бормоча себе под нос проклятия, Хуан втиснулся в кресло и развернул буритос.
Всё было не так. Неправильно. Нечестно.
Она кричала, а её не хотели слушать. Она плакала — ей говорили: «Заткнись».
Мигель тоже не понял. Она уже была к этому почти готова. Он кричал, что она всё выдумывает, потому что насилуют только одетых как шлюхи дешёвок, а не приличных женщин, едущих на работу. И если с ней это случилось, значит, она вела себя как блядь, опозорила его перед людьми. И вообще её проблемы — фигня, подумаешь, выебали, женщина рождена для того, чтобы её ебали, а вот ему что делать? Он работу не может найти, понимает ли она, насколько серьёзна его беда? Что они будут завтра есть, тем более сейчас, когда она по собственной дурости потеряла работу?