— Что ты делаешь? — спросила она хриплым шепотом, который он почувствовал прямо в своем члене.
Желание вернуться, поранить ее прозрачную кожу своими прикосновениями было почти непреодолимым. Но Лукьяну сейчас нужно было держать себя в руках. Он трахнет ее позже. Он постарается трахнуть ее так сильно, что она снова потеряет сознание. Ему это нравилось. Ее тело обмякло под ним, пока он находился внутри нее.
«Позже», – сказал он себе и своему члену. Он сделал мысленную пометку, чтобы потом зарыться ртом между ее ног. Ее вкус запятнал его язык своей пьянящей сладостью, ведь до этого всё, что он когда-либо пробовал, было кислым. Это было похоже на героин. Но героин не вызывал такого привыкания.
Он не ответил ей и не станет отвечать, пока не получит нужную информацию. Она не стала его доставать. Она во многом не была похожа на других женщин. Она не станет ворчать на него, требуя ответа, ругать за молчание. Никакая женщина не осмеливалась так обращаться с ним, но он знал, что так поступают с другими, более слабыми мужчинами.
Она просто стояла там, ее жар был у него за спиной, запечатлевая ее запах, горячее дыхание на его шее, утолщая его член с каждой секундой.
Он закрыл экран и повернулся, его глаза пробежали по ее обнаженному телу, которое она, как и он, отказывалась прикрывать. Теперь она была по-настоящему красива. Не просто уникальным способом, но совершенно единственным в своем роде. Ее кожа была фарфоровой, без единого изъяна, если не считать розовых пятен на щечках. И шрамов, украшавших каждую ее конечность.
Он не испытывал ненависти ни к шрамам, ни к тому, как они там оказались. Он не хотел от них избавляться, он бы забрал боль, которую они причинили, если бы мог.
Глаза, которые когда-то были тусклыми и безжизненными, теперь трепетали, светились жизнью и смертью. Она носила свою боль, как корону.
Ее полуночные волосы блестели. Дикими волнами катились по спине, слегка спутанные от его рук. Ее обнаженная кожа покрылась более гладкой фарфоровой рябью, не считая тех мест, которые были испорчены синяками. Его член напрягся еще сильнее от слабого следа его руки и следа зубов на ключице.
Одно движение запястья – и он мог бы убить ее. Легко. Все его проблемы быстро бы исчезли. Он мог бы возобновить свою жизнь, и она больше не была бы единственной вещью, находящейся вне его контроля. Он мог сделать это, пока был внутри нее. Он мог бы сделать это сколько угодно раз с той ночи, когда вошел в ее дом.
Но он этого не сделал. Улики смотрели ему прямо в лицо. Фиолетовые синяки и черные глаза.