Сначала он думал, что хочет того же с Элизабет. Хочет наблюдать за ее кончиной. Попробовать на вкус. Но он уже сделал это. Он делал это каждый день. Смерть присосалась к её порам. Элизабет уже жила в бездне.
Он поймал себя на том, что больше радуется перспективе прожить с ней какую-то извращенную жизнь, чем провести хоть долю секунды, наслаждаясь ее смертью.
Её смерть.
Эта мысль наполнила его тело чем-то ещё, кроме удовольствия.
Страхом.
Он сосредоточился на экране, потому что не позволял себе такой роскоши, как страх. Само присутствие такой эмоции подталкивало к действиям.
Ему нужно убивать.
Элизабет
Три дня спустя
Когда я вошла в столовую, он сидел там. Как и в прошлый раз.
В последний раз он исчез и появился без объяснения причин.
Но это было не так, как в прошлый раз.
Потому что после прошлого раза он трахнул меня на обеденном столе.
Он выдрал из меня все, что я могла дать, и когда он ушел, то забрал это с собой. Он пригласил этих людей в свой дом и заставил меня стать свидетелем их уродства.
А потом я проснулась на следующий день, а его уже не было.
Никакой записки.
Ничего.
Я провела эти дни в подвешенном состоянии, гадая, куда он делся. Может, он улизнул ночью, а может кто-то украл его?
Я не думала, что могу чувствовать себя более опустошенной.
Спустя три дня Лукьян доказал мне, что я ошибалась, когда его глаза встретились с моими.
Было больно. От его жестокости. От того факта, что он просто кивнул со своими жесткими глазами и пустым взглядом, когда я вошла в комнату.
Я застыла на месте. Не так, как в прошлый раз. Я не могла делать вид, что мне все равно. А нужно было. Чтобы защитить себя. Чтобы создать иллюзию силы. Чтобы не быть такой чертовски жалкой.
— Сядь, Элизабет, — мягко приказал он.
Мне хотелось сопротивляться. Кричать, что у него нет власти приказывать мне. Но я оказалась на стуле перед тем, как поняла, что происходит. Жидкость вина скользила по моему горлу, прежде чем я осознала, что моя рука обхватила бокал.
Лукьян пристально наблюдал за мной, не сводя глаз с моего горла, когда я сделала два больших глотка.
Вино было гладким. Слегка лесистым. И не очень приятным.
Я поставила бокал обратно.
— Где ты родился? — я задала вопрос, который уже несколько недель не давал мне покоя, вместо более насущного: «Где, черт возьми, ты был?»
Быстрая череда морганий с другого конца стола, была единственным показателем его удивления.
Он ответил не сразу. Конечно. Он взвешивал последствия того, что сказать. Выстраивал причины, по которым я задала этот вопрос. Подбирал, какую частичку себя откроет ответ на этот простой вопрос.