— Ничего она нам не даёт
— Что в ней написано?
Грибин достал из внутреннего кармана плаща открытку и «прочёл» Жечкову:
— «Федоссев — старый дурак», — вот что в ней написано.
После этого он разорвал открытку надвое и положил обрывки в карман.
— Надеюсь, я не испортил Вам субботы, — извинился Грибин.
— Напротив, это была очень полезная беседа.
— И что Вы из неё вынесли?
— Об исчезновении сына Шадрин знает больше, чем мы.
— Ты считаешь, он ведёт нечестную игру?
— По всей видимости, да.
Грибин нырнул на заднее сиденье своей «Волги», даже не попрощавшись с Жечковым.
Всю дорогу до площади Дзержинского он думал о своей ошибке с открыткой. Во всей этой неудавшейся комбинации он исходил из одного, простого предположения. Если за исчезновением Шадрина стоит измена, он обязан был каким-то образом попрощаться со своими родителями. Он не мог не понимать, что исчезает навсегда и никогда в этой жизни больше не увидит ни отца, ни матери. В этом предположении Грибин не сомневался. Пусть не открыто, пусть намёком, — он должен был их предупредить. Почему же его отец молчит об этом? У Грибина тоже был сын, и тоже работал в КГБ. И он поставил себя на место старшего Шадрина. Как бы он сам себя повёл, окажись его сын под подозрением в измене? К своему стыду, Грибин был вынужден самому себе признался, что в подобной ситуации он тоже не стал бы топить своего сына.
Не стал бы топить своего сына…
* * *
В отличии от Грибина, Геннадий решил на оставшуюся часть этого субботнего дня совсем выбросить Шадрина из своей головы. Вечером, вместе с женой Тамарой они планировали пойти на концерт в новой, только что отстроенной Олимпийской деревне. Билеты на этот престижный, закрытый концерт не продавались. Попасть на него можно было только по специальным пригласительным открыткам, которые на входе ещё дополнительно сверялись со списками. Жечков получил эти открытки, можно сказать, по блату от знакомого директора магазина, который, в свою очередь, хотел «иметь связи» в прокуратуре. Поскольку ничего криминального в этом не было, Геннадий принял этот подарок, и теперь они с Тамарой с нетерпением ждали, как вечером они впервые вживую увидят настоящих звёзд советской эстрады.
Этот концерт называли «пробником»: оргкомитет Олимпиады проверял техническую готовность зала на 500 мест к проведению мероприятий культурно-развлекательной программы для зарубежных спортсменов, а так же отрабатывалась техника телевизионной трансляции. Таким образом, сами того не зная, Геннадий и Тамара оказались счастливыми зрителями звёздного концерта.