Не успела я как следует улечься, выискивая, как собачка, наиболее удобную позу на жёсткой постели, как вернулся Данияр. Он изо всех сил старался не шуметь, но это плохо у него выходило. Жуткий скрип ящиков письменного стола мог разбудить даже мёртвого. А от противного чириканья пера о бумагу кожа покрывалась мурашками. К тому же яркий свет лампы нещадно бил в глаза.
— Не спишь? — обернулся он, почувствовав на себе мой тяжёлый взгляд.
— Да как тут можно уснуть?
— Я быстро, запишу кое-что и погашу лампу.
— Я не об этом. Каюта раскачивается вверх-вниз, боюсь свалиться во сне. И бока корабля так жутко скрипят!
— Это не бока. Это под ударами волн потрескивают шпангоуты — рёбра судна, такие изогнутые балки, идущие в обе стороны от киля, они служат основанием для накладки бортов.
— А? Ты с кем сейчас разговаривал?
— Ясно. Спи.
— И что тебе ясно? Необязательно из себя умника корчить! А то ведь я могу завести беседу о вышивании крестиком!
— Очень сомневаюсь, что ты имеешь об этом хоть малейшее представление.
— А я… А ты… Всё, отстань!
— Я пока и не приставал. Ещё не вечер, — Данияр улыбался. Похоже, его забавляло моё раздражение.
— Слушай, вот почему ты такой вреднючий и противный? И как мы с тобой сошлись?
— Так ведь два сапога — пара.
Я с раздражением отвернулась к стене и закрыла глаза. Но сон упорно не желал приходить ко мне. Мешали плеск волн и непрекращающееся поскрипывание этих проклятых шпангоутов. Тогда я засунула под подушку ненавистный парик и начала мысленно считать перепрыгивающих через барьер лошадей. Только от этого занятия мозги напряглись ещё больше — ведь мне пришлось выдумывать, как они выглядят, какой масти и в какой сбруе, и почему некоторые спотыкаются, а другие и вовсе артачатся, отказываясь прыгать и мотая головами. А когда дело дошло до представления всадников и выдумывания их доспехов и гербов, я поняла, что дело совсем плохо.
Недолго думая, я вытащила из-под койки уже полюбившийся мне ящик и всыпала в себя добрую часть банки «От нервов, тревоги и бессонницы». Легла на спину и приготовилась к новым ощущениям. А они не заставили себя долго ждать. Сначала мне стало на всё плевать с высокой колокольни, и море вдруг показалось по колено, и горы по плечу. Потом я увидела такие забавные, милые, радужные круги, расходящиеся по низкому деревянному потолку в разные стороны. И, наконец, с блаженной улыбкой провалилась в глубокий безмятежный сон. Данияр еще пытался сказать что-то, укрывая меня, но я отмахнулась от него, как от назойливой мухи.
Пробуждение было крайне ужасным. Я едва разлепила глаза и села на раскачивающейся постели. Голова совсем не болела, и сознание было ясным. Но чувствовала я себя отвратительно. Почувствовав, что меня сейчас вывернет наизнанку, я припустилась в гальюн, нашу корабельную уборную. Данияр явился не вовремя, раскрыв дверь и наблюдая за моими действиями.