Мне подумалось, что от таких «игрищ» болящих в моём лазарете обязательно прибавится. К тому же, я находила это развлечение более, чем странным, о чём не постеснялась сказать вслух.
Бык одарил меня тяжёлым взглядом исподлобья.
— А ты присоединяйся, салага, — услышала я в ответ от одноглазого матроса со шрамом через всё лицо. — Или кишка тонка?
— Честно признаться, да. А то боюсь, костей не соберу.
— Что ж ты задохлик такой?
— Эй, Петраш, чего к человеку прицепился? — вступился за меня бросивший играть матрос. — Лекарю необязательно атлетом быть.
— Я не с тобой бакланю, так что прикрой люк, чтоб не сквозило, и тренькай дальше.
— Мои песни не для твоих ушей, кальмар ты вяленый!
Одноглазый подорвался с места и подскочил к музыканту, одновременно выхватывая из кармана раскладной нож. Но певец не растерялся, хорошенько и с размаху огрев обидчика гитарой. Остальные матросы подорвались и стали разнимать вцепившихся друг другу в горло. Началась потасовка. Ну, и я, чтобы не отставать от коллектива, подняла с пола швабру и заняла оборонительную позицию.
— Отставить! — услышала я над собой громогласный голос боцмана. — Чего орёте, глотки лужёные? На юте слышно, чтоб вас разорвало!
Он спустился с лестницы и схватил сникнувших матросов за шиворот, как нашкодивших котят.
— Кто начал?
Все молчали.
— Кто начал, я спрашиваю? Сгною в карцере, к бесам!
Я опустила швабру и сделала шаг вперёд:
— Похоже, я…
Он только хмыкнул и ещё раз грозно осмотрел бывших противников:
— Так, ты и ты…
— А я? — нe замедлила я поинтересоваться.
— И ты. Все наказаны. Следуйте за мной на гауптвахту.
Я обежала взглядом корабль, в надежде увидеть Данияра. Но его, увы, нигде не было. То-то он «обрадуется». Вздохнув, мне пришлось тащиться следом за этими головорезами.
Мы послушно проследовали в тёмный чулан с едва проникающим светом между щелями, и вскоре я услышала звук поворачивающегося в замке ключа. Ну, ничего себе — чудесное начало дня!
Двое матросов молча уселись на корточки; я же, ойкнув, приземлилась на пятую точку.
Некоторое время мы сидели молча.
— А ты молодец, салага. Совсем не такой хлюпик, как я думал. Беру свои слова обратно, — наконец нарушил молчание одноглазый, одобрительно кивнув в мою сторону.
Музыкант поднялся и опёрся спиной о стену, скрестив на груди руки:
— Это еще повезло, что капитан вменяемый и боцман не псих… Довелось мне на «Каймане» ходить, там-то Быку спину чуток и покоцали. За любое нарушение дисциплины пороли нещадно.
— Как это — пороли? — не замедлила поинтересоваться я.
— А вот так: привяжут к грот-мачте, всыплют плетей так, чтоб до крови, а потом водичкой морской окатят, чтоб запомнилось.