Руслан всегда был рядом, если не физически, то, по крайней мере, в одном со мной городе, так что его отъезд в Чечню по окончании сессии стал для меня неожиданным, но очень даже болезненным ударом. Шутка ли — видеться с человеком минимум по два раза в неделю и вдруг расстаться аж на два месяца! Да-да, телефон, вацап и видео-звонок никто не отменял, но это все не то, когда ты привыкаешь ощущать человека близко-близко, так что руку протяни — и вот он, теплый и живой, а не холодный экран.
В день нашей последней встречи перед отъездом Руслан поцеловал меня. До такой стадии он доходил редко, я бы сказала «по большим праздникам», но его поцелуи никогда не относились к какой-то определенной дате в календаре. Просто иногда он себе это позволял. Мы целовались долго, и это было так необычно и из-за этого грустно, что у меня слезы навернулись на глаза.
— Надеюсь, тебя там не женят? — полу-в шутку спросила я.
— Я. Люблю. Тебя. — Он кончиком пальца утер слезинки, сбегавшие по моим щекам. — Я вернусь к осени.
Не моргнув глазом, мама подхватила за края с раскаленной сковороды очередную лепешку, на секунду макнула ее в воду и шлепнула сверху стопки таких же идеально круглых лепешек. Кулинарной кисточкой макнула в растопленное масло и жирно смазала верх лепешки, так что остатки быстрыми ручейками потекли вниз со всех краев.
Меня всегда удивляла мамина способность брать голыми руками горячие хингалш или чIепалгаш — я всегда помогала себе вилкой или лопаткой, боясь обжечься. Сейчас, чтобы не демонстрировать свою мягкотелость, я вызвалась лепить лепешки с тыквой, а мама пекла их и смазывала. Хингалш, тоненькие, едва ли не просвечивающие, перед нами возвышалась уже приличная горка, но мама продолжала печь — ведь Зелимхан их просто обожает.
Я смотрела на мамины руки, с виду обычные женские, но скрывавшие в себе черствость, раз она могла брать ими обжигающие лепешки, и думала о том, что ее внешне доброе отношение к нам с Камиллой на самом деле — лишь видимость. Внутри скрывался стальной характер и бескопромиссность настоящей горянки — та черта, которая почему-то не досталась в наследство ни одной из нас. Если надо, она также голыми руками подхватит нас и даже не поморщится.
Я подсознательно ощущала мамин истинный нрав с детского сада, когда впервые и прозвучала фраза «Хьо нохчи кIанте бай мари гIур яц хьун». А я тогда всего лишь спросила, можно ли мне женится на Артуре, мальчике-армянине с потрясающе огромными карими глазами и ресницами, как у девчонки. Да, так и спросила, можно ли «жениться».