Клауд переходит к ногам и разрезает сначала джинсовую ткань. От боли в руке даже не понимаю, когда он начинает рисовать ножом полосы на моей обнаженной коже.
Кааак бооооольнооооо….ООО Лунаааа….
Не знаю ни одной молитвы, но прямо сейчас мне хочется обратиться к нашему богу: почему, за что я вынуждена так страдать? Что я сделала такого, чем прогневила Луну?
Чем заслужила такую страшную кару?
— Не хватает огонька, — вдруг говорит Клауд, и я предчувствую, что будет. Он снова возьмет сигару, прикурит ее и будет оставлять на моей коже страшные черные следы ожогов, которые потом сойдутся в узор его безумия.
— НЕЕЕЕЕт, Клауууд, НЕЕЕТ — голос подводит, на самом деле из моей сухой глотки вырывается только писк. Рассудок мутнее от боли, я в одном шаге от…смерти? Перерождения? Перевоплощения?
Сердце безжалостно колотится, эхом повторяя настоящий ужас, который пронизывает, сковывает все мое бедное тело.
Больше в моей жизни не будет ничего: ни счастья, ни спокойствия, ни-че-го. Никогда я не познаю снова сладости любви, не узнаю снова, каково это: быть любимой только за то, что нахожусь рядом.
И в последние минуты свой жизни я прощаюсь с Алексом. С Александром Рейтером, моим похитителем, который приоткрыл мне дверь в эту жизнь, полную света в моей темной, страшной жизни пленницы на воле.
— Алекс… — тяну я тихо, но это слышит Клауд и резко дергается.
Бьет меня по лицу своей огромной ладонью, а потом хватает за щеки большим и указательным пальцами.
— Это твои последние слова, Амалия? Это?
Лицо его темнеет, вытягивается и он вдруг, собравшись, харкает мне прямо в лицо.
— Пора добавить огоньку этой драматичной истории смерти, — бросает он, отпустив пальцы, брезгливо отпрянув. — Дом уже облит бензином, осталось только бросить спичку.
Понимаю вдруг, что этой спичкой, что подожгла последнее кострище его безумия — это имя чужого волка, другого оборотня.
Клауд
Ненавижжжжууу ее, всю ее, от хвоста до уха. От мизинца на ноге до кончика волоса. Моя прекрасная шлюха, моя бездарная любовница, моя неверная жена.
Перед глазами мелькают сцены ее предательства: вот она улыбается этому члену на ножках, Алексу, мать его, Райтеру, вот она целует его, запуская свой юркий язычок к нему в рот, а потом тут же садится сверху.
Или вот она, оседлав его обеими ногами, садится на его восставший в ожидании удовольствия член, и садится, замирая от наслаждения, и принимается выгибаться, сначала медленно, развратно скользя руками по его плечам, а потом приспуская все быстрее и быстрее. Он успевает ухватить горошину ее соска губами, и сжимает ее ягодицы руками, задавая темп, насаживая ее на себя, фаршируя своим пенисом ее вагину.