Я тихонько скрипнул зубами. От одной мысли, что этот самодовольный прыщ будет лапать малышку Неми, пробовать на вкус её прелести, внутри всё переворачивалось. А ещё больше бесило то, что он по сути-то прав насчет меня, и он знает, что я это знаю. Сразу захотелось ляпнуть про то, что я за полчаса знакомства с ней увидел больше, чем он за всё время. Но в памяти всплыла просьба девушки — «никому не говори, ладно?».
Мы вышли на небольшую полянку, окруженную кустами, и мой проводник остановился.
— Что ж, Сумоил, до Серого Тракта тут по прямой минут двадцать, сам дойдёшь?
Я уже открыл рот, чтобы ответить, как вдали сквозь шум листвы послышался отчётливый вой. Волки.
Мы замерли как вкопанные. Один из охотников шумно сглотнул.
— Парни, проверьте всё, — бросил Леран спутникам. — Не должно здесь быть этих тварей. С гор, что ли, спустились…
Охотники кивнули и растворились между деревьев. Мы остались вдвоем. А далеко за деревьями снова раздалось протяжное завывание, аж мороз прошёлся по коже.
— Что-то мне не по себе от этого воя. А ведь Неми ещё и про бандитов говорила.
— Не боись, Сумазил, они тебе ничего не сделают.
Сзади послышался шорох. Через мгновение в глазах потемнело, мой затылок пронзила боль от сокрушительного удара. Я начал падать — и отключился.
Глава 4. Одинокий техномант
Я пришёл в себя от адской боли в руке. Точнее, в кисти — её будто расплющили и понатыкали иголок.
— Капец… — со стоном поднялся и коснулся затылка — там уже вспухла огромная и весьма болезненная шишка. Под пальцами было что-то тёплое и липкое, а всё тело ощущалось так, будто я беспрестанно катился с горы в обрыв.
Избили? Кто? Грёбаный сынуля старосты, или кто-то ещё напал исподтишка?
Лихорадочно соображая, я помотал головой — всё вокруг закружилось и зашаталось. Жуть, хуже, чем похмелье, хоть я и пил-то всего раз. Зато боль в руке усилилась. Я посмотрел на свои руки — и обмер.
— Сучий ублюдок! Мой палец!..
Вся ладонь левой руки была залита кровью, и стала неестественно узкой — кто-то отрубил мне мизинец!
На глаза навернулись слёзы, я прижал к себе руку, обедневшую на один пальчик, и начал её качать. От вида кровавого обрубка замутило, а боль лишь усилилась.
— Убью… найду и убью, сволочь! Леран, мать твою, тебе конец!..
От моего крика взвились птицы с деревьев, а совсем рядом припустил сквозь кусты пугливый олень.
Я орал от обиды и злости. Что-то про зверскую кару, что раздолбаю и сожгу всю деревню, насажу его на кол и так далее. Хотелось крушить всё вокруг, голыми руками придушить обидчика, хоть как-то вернуть палец, или хотя бы унять пронзающую боль. Но чем больше я бесился, бессильно пиная стволы деревьев, тем больше приходило осознание — всё, это произошло, и ничего не поделать. Теперь хотя бы не сдохни, Самуил, а отомстить ещё успеешь.