– Успокойся, Лаура.
– Более того, я стремилась доказать, что не собираюсь на нее давить. И чтобы оправдать себя, сделала Ширли несчастной на всю жизнь!
– Я тебе уже говорил, Лаура, ты слишком большое значение придаешь счастью и несчастью.
– Вас-то это не тревожит, а мне невыносимо видеть, как страдает Ширли.
– Все «Ширли» да «Ширли». Меня всегда тревожила и по-настоящему тревожишь ты, Лаура. С тех самых пор, как я увидел, с каким серьезным, будто у судьи, видом ты разъезжала по саду на своем воображаемом велосипеде. Ты очень подвержена страданиям и не умеешь облегчать их, как делают это другие, бальзамом жалости к себе самой. Ты совершенно не думаешь о себе.
– Да при чем здесь я? Ведь это не моего мужа поразил детский паралич!
– Так-то оно так, но ты же сильно переживаешь! Знаешь, чего бы я хотел для тебя, Лаура? Каждодневного счастья. С мужем, шумными шаловливыми детишками. Ты всегда, сколько тебя помню, была трагической фигурой. Чтобы нормально развиваться, тебе нужно совсем другое. Не взваливай на себя груз человеческих страданий. Наш Господь, Иисус Христос сделал это за нас. Нельзя жить чужой жизнью, будь даже это жизнь Ширли. Помогай ей. Но не переживай так.
Лаура побелела:
– Вы не понимаете.
– Ты, как и все женщины, по любому поводу устраиваешь ажиотаж.
Лаура молча посмотрела на него, потом повернулась и вышла из комнаты.
– Старый набитый дурак – вот я кто, – сказал вслух мистер Болдок. – Как всегда, сморозил глупость.
Он вздрогнул, когда дверь снова открылась и вошла Лаура. Быстрым шагом приблизилась к его креслу.
– Несносный вы старикан! – сказала она и поцеловала его в лоб.
Она снова ушла, а мистер Болдок замер в кресле, смущенно моргая.
Последнее время он часто что-то бормотал про себя. И сейчас, уставившись в потолок, произнес как молитву:
– Господи, позаботься о ней. Я не могу. Я пытался, но, наверное, это было слишком самонадеянно с моей стороны.
4
Узнав о болезни Генри, Ричард Уилдинг прислал Ширли письмо с выражением сочувствия. Через месяц вновь написал, с просьбой о встрече. Ширли ответила:
«Думаю, нам лучше не встречаться. Единственная теперь реальность в моей жизни – это Генри. Надеюсь, ты поймешь. Прощай».
В ответном письме он написал:
«Ты ответила так, как я и ожидал. Да благословит тебя Господь, дорогая, отныне и навеки».
«Ну вот и конец», – подумала Ширли.
Генри будет жить, но перед ней встали теперь трудности и чисто практического порядка. У них с Генри фактически не осталось денег. Когда он выйдет из больницы, первой насущной проблемой станет дом.
Очевидным решением мог бы стать дом Лауры.