— Какие прекрасные вещи ты говоришь ! — Николь схватила бокал, — выпьем же за эмансипацию! И за то, что ублюдки вроде тебя остались без жертв, — она осушила бокал, не чувствуя вкуса вязкой жижи, лишь спазм желудка. Девушка протянула пустой изысканный стакан, и когда Амедей поднял ладонь, она сцапала вампира за рукав и вжалась лицом между прутьев, скаля окровавленные клыки, — я убью всех, — глаза горели зловещим огнем, — всех поганых мужиков. Я буду вампиршей-феминисткой!
— Ты сначала выйди, — Амедей сощурил глаза и дернул рукой, — мужененавистница!
— О, еще какая, — она медленно кивнула и с визгами начала кидаться на клетку, — я ваши мерзкие письки в глотку запихаю! Я буду наслаждаться вашим страхом и ужасом!
— Дружеский совет, Николь, — вампир направился к двери, — испей любви, она поможет в будущем перебороть желание убивать.
— К черту любовь! — она с яростью наваливалась всем телом на решётку, — я буду всех ненавидеть до конца времен! Только презрение, — потрясла прутья, — только злоба! Только страх!
— А ведь была такой милой девочкой, — Амедей печально вздохнул, — доброй и честной!
— И вот где я! — Николь закричала, — из-за своей доброты и честности! В подвале у мрази в клетке! — она зарыдала, — а он жалеет даже капли крови для меня! Что? — она утёрла слезы с грязных щек, — я так многого прошу? Просто укусить разочек, — она зашипела, — и выпить досуха!
— Без него, — вампир мило улыбнулся, — ты придешь к скорой смерти.
— Будто меня это волнует!
— Нас волнует, милая Николь, — Амедей склонил голову, — ты теперь нашей крови и Августино взял за тебя ответственность. Я поэтому не люблю фамильяров, возни много, а потом благодарности никакой! Столько гадких слов наслушаешься!
Он оскорбленно тряхнул волосами и хлопнул дверью, обидевшись на бессовестную девку, которая ненавидела его друга за доброту!
Николь тоскливо смотрела на плети, пыточные станки Августино, и в душе расползлось черное отчаяние. Больше не было никакой надежды, лучика света в ночи. Не было больше смысла жить дальше и бороться с вампирами, Советом и с самой собой. Пустота затянула ее в безвременье, и она застыла, без цели и желаний, кроме жажды крови.
— Ты пованиваешь, — Августино смотрел на Николь, которая лежала на спине и не мигая взирала на обрывки своей неудачной петли, — и волосы похожи на грязную мочалку.
Злости не было, только звенящая тишина бессмысленности. Все пустое, а она сама — ошибка.
— Золотце, — Августино поставил возле решетки бокал, — я тебе крови принес, поужинай. Голодать тоже вредно, поверь мне на слово.