— Да, конечно.
— Белые метки — это почти амнистия. До сих пор боюсь представить, что со мной было бы, если бы метка на мне была не белой!
— На самом деле, если бы она была серебряной, то почти то же самое, что и сейчас. А, может, даже еще лучше, — он подвел нас к четырехэтажному зданию. На фоне двухэтажных строений оно казалось очень высоким. И если первый занимала аптека с закрашенными черной антимагической защитой окнами, то остальные три были заняты какими-то офисами с деревянными вывесками. Скрипучие двери здания изредка открывались, пропуская редких посетителей внутрь и наружу. — Не пришлось бы оправдываться за то, что у вас есть дочь.
Даже так?
— То есть, белый цвет — это всего лишь…
Я запнулась, подбирая слова. Но скоро поняла, что нет, я не готова обсуждать с ним некоторые факты своей биографии. Вообще!
Но он итак все прекрасно понял.
— Нет, не всего лишь. Но по большей части. Это королева настояла на том, чтобы цвет рисунка у, — он щелкнул пару раз длинными пальцами, вспоминая слова, — «невинных телом и помыслами» обязательно отличался. И его, как дань традиции, сделали белым. Во всех остальных случаях невинность тела не имеет никакого значения.
Ого!
— И какие же тогда случаи остальные?
Аттор внимательно посмотрел на меня.
— Достаточные, чтобы узнав, что сразу пять девушек из «остальных» родом из одного города, я захотел их лично проверить.
— Согласна. Веский аргумент. Но я-то здесь зачем?
— Ну, вы же сами сказали, вы — мой секретарь, — он опять усмехнулся, а я снова смутилась. — А раз так, то будете мне помогать. Тем более, мы как раз пришли.
С этими словами Аттор потянул на себя жалобно скрипнувшую деревянную створку, пропуская меня вперед. И уже когда мы оказались в темно-сером каменном холле, едва освещаемом тусклым желтым светом настенных бра, он шепотом, низко наклонившись к моему уху и обдав его горячим дыханием, добавил:
— Говорить буду я. А для вас все, как обычно, но не через мираж. Ясно?
— Угу, — отвела в сторону взгляд, порадовавшись, что в скудном освещении не видно моих покрасневших щек.
И мы поднялись выше.
***
Аттор
Глядя на мило краснеющую Энабетт, он вспомнил взбешенного Онгерда, орущего в каком-то диком припадке: «Эта кукла все равно будет моей!» и снова ощутил иррациональное желание вмазать ему по роже. Кулаком. И даром, что по всем признакам Лэ Ррек в тот момент был не в себе. Причем настолько, что его магия, словно у подростка с нестабильным ядром, прорывалась синими всполохами-молниями, делая ауру видимой для всех.
Аттор сегодня вообще постоянно возвращался в памяти к событиям этой ночи.