– Почему ты гневаешься, тетушка? Я напугал тебя?
Пламя пошло красными пятнами, как и щеки женщины.
– Умоляю простить меня, тетушка. Или ты предпочитаешь, чтобы я звал тебя мачехой? Матушкой? Великая Гера, вспомни: я Водитель Душ. Пути Аида – мои пути; здесь я в своем праве. Я редко бываю в этой части царства мертвых. Я не знал, что встречу тебя, о Гера, владычица Олимпа, жена моего царственного отца!
– Хватит, Гермий.
Пламя погасло. Гера опустила руки.
– Хватит, говорю. От твоих восхвалений несет насмешкой. Я готова стерпеть твою отвратительную манеру подкрадываться, но насмешки не потерплю. Даже если в твоих словах не к чему придраться – помни об этом.
Гермий присел на лестницу – ступенью ниже, чем раньше сидела Гера.
– Я слышал, – он играл жезлом: подбрасывал, ловил. Лукавый бог готов был сорваться с места в любой миг, – что кто-то подкармливает Гидру. Чепуха, думал я. Пустая болтовня. Кто рискнет? Я и предположить не мог…
– Это преступление? – с достоинством спросила Гера.
– Нет.
– Ты доложишь об этом Зевсу?
– Не вижу необходимости. Одни подкармливают бродячих собак. Другие – птиц. Третьи кормят Лернейскую Гидру. Что тут такого? Кормят и хотят, чтобы Гидра их запомнила. Отличная идея! Всякому охота, чтобы о нем помнила дочь Тифона и Ехидны. Дочь пленного Тифона и убитой Ехидны. Чудовища тоже помнят добро, в этом можно не сомневаться.
Гера повернулась, чтобы уйти.
– Чудовища, – бросила она через плечо, – это те, кто для нас опасен. Те, кто нам полезен, не чудовища.
– Кто же они, тетушка?
– Союзники. Или домашний скот.
Оставшись в одиночестве, Гермий еще долго сидел на лестнице.