– Агрий, – пояснил я, багровея от смущения. – Норовистый он.
– Может сбросить?
– Меня? Нет. Но я обычно езжу один.
– Ты меня сбросишь? – спросила Филоноя, обращаясь к коню.
Агрий презрительно заржал: вот еще! И пошел размашистым шагом, всем поведением доказывая, что это ниже его достоинства – обращать внимание на какую-то мелюзгу, разместившуюся между драгоценным хозяином и конской шеей. Мог бы взлететь, читалось в поведении Агрия, так взлетел бы. А ты, девчонка, сиди, не вертись. Тоже мне наездница!
Дул ветер. Временами срывался редкий, колючий дождь, но быстро прекращался. По меркам Ликии погода стояла холодная. В Эфире я бы счел это не зимой, но поздней осенью. Впрочем, рядом с Филоноей мне было так жарко, что я взмок. Боясь, что царевна замерзнет, я непрестанно кутал ее в плащ из овечьей шерсти, который дал нам перед отъездом советник Климен. Подтыкал с краев, заворачивал, пеленал как младенца.
Филоноя отбивалась, твердила, что я уморю ее такой заботой.
Когда мы забрались глубже в горы, свита отстала. Поначалу я слышал их голоса, но вскоре они смолкли. Лишь телохранитель Сфенебеи вколачивал в землю подошвы своих подбитых гвоздями сандалий, не отставая ни на шаг. Я представил его лицо под забралом шлема: багровое, потное, злое. Нет, вряд ли. Такой до края света дойдет, не моргнув и глазом.
Если по правде, я к нему привык. Настолько, что начал забывать о его присутствии.
– Нам туда, – указывает рукой Филоноя. – Тут не проехать, давай в объезд.
Смотрю. Крутой склон, хорошо видимый поверх стены древесных веток, испещрен птичьими гнездами. Нет, это не гнезда. Это даже не пчелиные соты, хотя похоже. Это скальные могилы. Саркофаги, гробницы. Они карабкаются вверх, забираются друг на друга, тянутся к небесам. Подмигивают черные глазницы входов. Серый камень лежит там, где его место определила природа. Желтый известняк – там, где его установили люди.
Склепы похожи на жилые дома. Камень обтесан так, что наводит на мысли о деревянных домах с плоскими бревенчатыми крышами. Другие склепы точь-в-точь фасады храмов. Третьи – опять дома, но со стрельчатыми фронтонами. Есть просто пещеры, выдолбленные в скале: низкие, узкие ложа уходят в темноту.
Часть замурована, часть нет.
– Это что, кладбище?!
– Да. У вас хоронят иначе?
– Иначе.
– Зря. После смерти лучше быть поближе к небесам.
– Зачем?
– Ну ты совсем дикарь! После смерти у души человека вырастают крылья. Куда она, по-твоему, полетит? Конечно же, на небо. Чтобы облегчить ей путь, мы высекаем гробницы в скалах. Чем выше усыпальница, тем могущественнее был человек при жизни. Бедняков хоронят ниже по склону. Знать – выше. Царские могилы – на самом верху. Ты скоро увидишь их.