Потому что наша связь была невозможна.
Сын главы Совета и замухрышка из приюта? Ха!
Смешно. Опасно для обоих. И унизительно…
И больше всего унижало то, что она тоже считала нашу связь «порочащей её репутацию». Так и сказала мне, когда я трясся, как припадочный, после сокрушительного оргазма в тот самый первый раз… «Не подходи ко мне больше, истукан. Твое присутствие портит мою репутацию».
Конечно, я подошел. Не раз. Белобрысая делала все для этого… А теперь еще и глава. Навязал идиотскую пародию на конкурс.
Хотя…
Хмыкнул. Не такая уж и идиотская идея.
— О, Соллер решил позабавиться с сырней… — мои размышления прервал голос Левана, ближайшего мне по линии. И того, кого я мог бы назвать лучшим другом…
Лениво перевел взгляд туда, куда показывал страж, и тут же внутренне подобрался.
Звезда в зените… Теперь придется её еще и спасать. Тем более что я знаю, как она может вывести из себя всего парой слов… Стерва как есть.
Но это была моя стерва, и я не позволю кому-то, кроме себя, её обижать.
— Придется вмешаться, — протянул лениво.
— С чего бы это? — удивились окружающие.
— Глава придумал наказание за ерунду… Заставил с сырней участвовать в танцевальном конкурсе — или я вылечу из Академии. А значит, еще и придется заботиться о сохранности ее конечностей, — я переврал, конечно.
И прислушался к их эмоциям.
Проглотили.
— Все-таки ты был прав, когда говорил, что она с ним трахается, — Дивад зло сплюнул. — Вот он и печется…
Главу и инструкторов Дивад терпеть не мог. Моему приятелю приходилось тяжелее всех в Академии, хоть он страж, но без малейшей предрасположенности к профессии пилота или техника. Вот только ему, естественно, никто бы не позволил заниматься чем-то другим.
Каждый, кто был рожден в самом закрытом формировании Содружества, четко знал, что должен будет делать и как отдавать долг по самому факту своего рождения… И да, у каждого была возможность уйти — но только окончательно. Осесть на какой-то планете, жить своей жизнью. И навсегда забыть путь к истинному дому.
Пользовались таким нечасто. Потому что отказаться от своей линии и смысла существования значило отказаться от тока крови в сосудах и возможности дышать.
Поэтому как бы меня иногда ни напрягало происходящее, я всегда помнил, кто я есть.
Я оказался рядом с Соллером вовремя. Едва подавил в себе потребность схватить его за волосы и пару раз опустить лицом на этот стол за то, что он делал. И с еще большим трудом чуть позже подавил вспыхнувшее желание наказать белобрысую стерву, которая последней фразой, брошенной мне на манер дротика, ясно дала понять, как ей не хочется общаться со мной.