Отец остановился. Как-то странно посмотрел на сына.
— По праву… по праву того, что они — женщины. Без них не была бы возможна жизнь. Женщина — это воплощение силы, мудрости. Это основа. Это стабильность. Это гарантия порядка. Без женщин наш мир погрузился бы в хаос, и ты это знаешь не хуже моего. Так испокон веков было на нашей планете и так будет всегда. Этого не изменить.
— Знаю. Мы сдавали обществоведение. Но все равно, почему?
— Так всегда было. С давних времен. Спи давай. Ты устал. Надо отдохнуть. Завтра будет новый день.
Ренн с трудом стащил ботинки. Пятки болели и горели огнем. Избавляться от верхней одежды было выше его сил. Он только расстегнул безрукавку и блузу.
— Пап, — шепнул он и не удивился, когда тут же послышался ответный шепот. Отец не ушел к себе, наверное, чувствуя, что в душе сына еще не остыл гнев. — Пап, тебе было больно? Ну, когда мама тебя…
— Хм… немножко.
— А мне — очень. Очень больно.
— Я знаю. Но мама… она имела на это право. Она так из-за тебя перенервничала. Ты постарайся больше так нас не пугать, хорошо?
Он кивнул.
А утром не пошел на работу — натертые и сбитые в кровь ноги распухли и болели так, что Ренну с трудом удалось доковылять до уборной. Мать ушла на работу с рассветом, все еще не остыв от ночного гнева. Сестра задержалась, смерила его взглядом, проворчала под нос: «Хорош.» — и только после этого выскользнула за дверь.
Позвонив на работу и предупредив, что один день отлежится, Ренн растянулся на диване. Отец принес ему примочки для ног и принялся хлопотать у плиты.
Наверное, Ренн задремал, потому что трель сенсора: «К вам гость. К вам гость.» — прозвучала смутно. Он даже не пошевелился.
Несколько минут спустя в комнату заглянул отец.
— Ренн, — голос его звучал взволнованно. — Ренн, ты спишь? Сынок?
— Нет, — он приподнялся на локте. — Что случилось?
— Тут, — отец выглядел сбитым с толку, — к тебе пришли… Ты… хоть немного приведи себя в порядок. Все-таки женщина.
Ренн сел на диване. Недоброе предчувствие кольнуло в сердце. Женщина. Не может быть.
Предчувствие переросло в уверенность, когда на пороге возникла та самая клиентка с огромным букетом ярко-палевых адистов*. Она улыбалась и выглядела… наверное, роскошно и сногсшибательно, но Ренн смотрел на нее чуть ли не с ужасом.
— Привет, малыш, — как ни в чем не бывало, сказала она, проходя в комнату. — Помнишь меня?
Он вжался в спинку дивана, молча кивнул.
— И я тебя… забыть не могу. Ты… удивительный. Не такой, как… как остальные. Твой отец сказал, что ты болен. Что случилось? Ты простыл или…
Ренн невольно бросил взгляд на прикрытые пледом ноги и тем себя выдал.