Иней начал оползать, словно с той стороны внезапно стало теплей. И это тепло прошло сквозь зеркало. Будто чьи-то пальцы нежно коснулись моей щеки.
И я, наконец, увидела часть белоснежной залы. Треснувшее зеркало «показывало» плохо. Но мне оказалось достаточно и этого…
Ведьма стужи стояла ко мне боком. Высокая, с горделиво поднятой головой. В складках ее струящейся белой накидки искрились снежинки. Волосы ее были забраны в длинную косу, прическу венчала ледяная корона. Ведьма Стужи чувствовала себя правительницей в собственной тюрьме. Поодаль почтительно замерли две странные фигуры — тонкокостные, неопределенного пола, с длинными белоснежными крыльями. Снежные птицы.
Мне показалось, я услышала, как меня зовет обеспокоенная Регина. Но она, кажется, находилась куда дальше от меня, чем Ведьма Стужи и ее слуги. Я не стала отворачиваться от зеркала.
Не смогла.
Часть зала была отгорожена рядом колонн из дымчатого мрамора, подернутого наледью. Прямо напротив Ведьмы, стоял Тиль. Босой, в изорванной рубахе и штанах, он был распят на цепях, крепящихся к колоннам. Рубаха и снег под его ногами были пропитаны кровью. Кровь Тиля была единственным ярким пятном. Сам линезский принц казался ледяной статуей. Даже волосы его были седыми от налипшего снега.
Я закрыла рот ладонью. Я бы закрыла и глаза, но не могла больше двинуться.
— Старайся! — приказала Ведьма Стужи.
Серые губы Тиля скривились в подобии улыбки, и дрогнули, будто линезец собирался заплакать. Что нужно было с ним сделать, чтобы довести до такого?
Через мгновение я получила ответ.
Ведьма Стужи взмахнула рукой. Взметнулся в воздух вихрь сверкающих снежинок. Одна из человекоптиц дернулась, упала и еще в падении — рассыпалась множеством ледяных осколков, которые метнулись к Тилю, закружились вокруг него беспощадным вихрем, рассекая кожу, врезаясь в тело… Будто Снежная птица пыталась захватить, как случилось с хозяином постоялого двора. «Чем слабее человек, тем быстрее становится моим», — кажется, так сказала Ведьма Стужи.
Тиль выгнулся дугой, словно надеясь вырваться из захвата кандалов. По ушам ударил крик… Он звенел, метался по залу, вторгся через зеркало в умывальню — и я больше уже ничего не слышала кроме этого жуткого крика и не видела ничего, кроме искаженного болью лица Тиля. До тех пор, пока вихрь не скрыл линезца полностью. Лишь цепи звякали, подрагивая.
Внезапно внутри ледяной круговерти вспыхнуло пламя. Вихрь замер на мгновение и лишь после этого — с перестуком посыпались на пол ледяные осколки, запятнанные алым.
Тиль обвис на цепях. Руки его были вывернуты, голова безвольно упала на грудь.