– Вот, возьми!
Девушка приветливо улыбнулась. Приблизившись, она сунула руку в карман олимпийки и протянула мне ключ от квартиры, дяди Петин экземпляр, я сразу его узнала, он был жёлтый, а не белый, как у нас с тётей Марусей – оригинал, а не дубликат.
– А вы кто? – спросила я оторопело.
– Олеся из тридцать третьей, – бросила она, удаляясь.
– Новая соседка, что ли?
– Домработница у Шаповаловых. Евгения Павловна в окно тебя увидела, – Олеся ни на миг не замедлила шага.
– Подожди… А ключ в тридцать третью вернуть?
– Можешь не возвращать… – донеслось снизу. – Тебе оставили.
– Зачем? – крикнула я в лестничную спираль, изумляясь благородству родственниц.
– Чтобы ты вещи свои забрала и документы… – прилетело подтверждение, и внизу хлопнула дверь.
Я постояла немного в замешательстве, потом отперла квартиру и тихонько, как вор, зашла внутрь.
Меня встретили тишина и идеальный порядок.
Никаких квартирантов здесь, вопреки моим рассуждениям, кажется, нет и не было.
Пользоваться неожиданной душевной щедростью Алины (я была уверена, что Неда без Алины не приняла бы ни одного решения, касающегося квартиры), я не собиралась и сразу прошла к папиному бюро. Паспорт оказался на месте. Значит, Алина предполагала, что я могу за ним зайти. Зря я так плохо о ней думала…
Неожиданно взгляд наткнулся на коричневую летнюю сумку, валявшуюся на тумбочке в коридоре. Моя любимая сумочка, ты тоже здесь!
«Тебе всё сразу не унести. Потом приходи за остальными»… – кажется, сказала тогда Алина, всучивая мне неподъёмные чемоданы. Только сейчас слабая память вытащила наружу эти слова.
Я положила паспорт в сумку, пошарила в платяном шкафу, обнаружив ещё три майки, шот, джинсы и сарафан. Больше ничего моего в квартире не отыскалось. Смотав вещи в клубок, я сунула их в найденный на кухне пластиковый пакет с подсолнухом.
Отчаянно пытаясь заглушить боль, которую источали родные стены, вышла на площадку, захлопнула дверь и начала спускаться по лестнице, бережно проводя ладонью по перилам.
Наверно, я касаюсь их в последний раз.
Попрощавшись с Гульнарой, щёлкающей на лавочке семечки, закинула сумку на плечо и двинулась к железнодорожному вокзалу. Настроение было смешанным. Незаживающей болью в сердце отзывалась потеря мамы Марии Авдеевны, горький осадок оставила непривычная пустота квартиры, а перед глазами стояла заброшенная могилка на краю заросшего клёнами кладбища…
Но где-то далеко, в маленькой уютной комнатке ждал меня Макс – любимый и ненаглядный, и я стремилась к нему всем своим существом.
Дела переделаны, паспорт найден, замужество вновь приблизилось и окрылило, и в довершение всего я, похоже, успеваю на вечерний поезд до Нижневерска.