Стих 2. И родились у него семь сыновей и три дочери.
38. Семь сыновей Иова символизируют семь даров Святого Духа, а три дочери надежду, веру и любовь.
Следовательно, семь сыновей у нас рождаются, когда посредством зачатия доброго разумения в нас появляются семь добродетелей Святого Духа. Ибо это внутреннее потомство, рождающееся после того как Дух оплодотворяет ум. Пророк перечисляет его, говоря: «Почиет на них Дух Господень, дух премудрости, дух разума, дух совета и крепости, дух знания и благочестия и наполнит их дух страха Божья» (Ис. 11:2). Поэтому, когда через пришествие Святого Духа мудрость, разум, совет, крепость, знание, благочестие и страх Господень в каждом из нас рождаются, подобно тому как если бы в уме увеличивалось постоянное потомство, которого род небесной знатности для жизни более продолжительной сохраняет тем, чем любовью к вечности приобщает. Несомненно, в нас семь сыновей имеют три сестры своих, так как они стойко совершают все, что принадлежит смыслу добродетелей, и соединяют это с надеждой, верой и любовью. Поэтому семь сыновей не придут к совершенству десяти, если то, что делают — делают без веры, надежды и любви. Следовательно, поэтому за этим множеством предшествующих добродетелей следует всестороннее рассуждение о добрых делах, к чему верно прибавляется:
Стих 3. И было имение его семь тысяч овец и три тысячи верблюдов.
39. Овцами владеет тот, кто внутри [себя] ум кормит добродетелью.
Хотя исторический смысл сохраняется, мы можем духовно изобразить то, что слышим по плоти. Ибо мы имеем семь тысяч овец, когда при совершенной чистоте сердца невинные помышления в себе самих питаем пищей исследования истины.
40. Верблюдами владеет тот, кто в себе что-либо высокое и непонятное либо вере подчиняет, либо перед любовью преклоняет.
В нашем владении также будет три тысячи верблюдов, если все, что в нас есть высокого и непонятного разуму веры подчиняется и добровольно в смиренном желании подклоняется под познание Троицы. Следовательно, мы владеем верблюдами, если что-либо высокое понимаем, и то смиренно скрываем. Несомненно, имеем верблюдов, когда преклоняем наши мысли к состраданию к немощи брата, дабы, неся наш груз по очереди, мы сменяли друг друга, чтобы через снисхождение сострадать чужой немощи. Также под верблюдами, которые не имеют раздвоенных копыт, но все же жуют жвачку, могут пониматься земные дела, относящиеся к области доброго управления. И потому, как они имеют нечто от Бога и нечто от мира, необходимо, чтобы по причине общего они обозначались животными. И в самом деле оказывается, что земное управление, сколько бы оно не служило вечной пользе, без замешательства ума не [может] пребывать в силе. Итак, поскольку при нем (земном управлении) и ум в настоящее время находится в беспорядке, и в вечном заключается награда, словно нечистое животное оно имеет нечто от закона и чего-то не имеет. Ведь они (управители) как бы не имеют раздвоенных копыт, поскольку не отделяют себя в глубине души от всех земных дел, но однако жуют жвачку, потому как через то временное, которым необходимо хорошо управлять, по причине надежности упования надеются на небесное. Итак, земные управители, словно по обыкновению верблюдов, соответствуют головой закону, а ногой ему противоречат, так как они, живя праведно, стремятся к тому, что принадлежит небу, а делами пребывают в том, что свойственно этому миру. Следовательно, мы те же самые земные должности познанию Святой Троицы покоряем, как будто верблюдами овладеваем ими верой. Далее следует: