5. Разумеется, я послал это произведение, над которым необходимо еще работать, твоему блаженству, не потому что я должен его [тебе послать] как достойное, но потому что помню, как ты просил меня, и я обещал [его послать]. И что бы твоя святость не нашла в нем еще неготовое, настолько скорее будь ко мне снисходительным, насколько ясно это говорит о том, что я болен. Поистине когда тело расстраивается болезнью, тогда его также ослабляет необходимость деятельно говорить о чем-либо посредством обремененного ума. Конечно, жизнь моя по причине многих лет стремится уже к своему концу [1], поэтому я и страдаю от многих телесных болезней, все время устаю и от расстроенной силы желудка, и от гниды, а также тяжело дышу из-за непрерывно следующих друг за другом лихорадок. И будучи постоянно сотрясаем [бедствиями] среди этих [недугов] я считаю, поскольку и Писание свидетельствует: «Бог всякого сына, которого принимает — бьет» (Евр. 12:6), — что настоящим злом я более жестко смиряюсь, и тем более твердо обращаюсь к надежде на вечное. И, пожалуй, это был замысел Божественного Промысла, чтобы я, пораженный [болезнями] изъяснил [книгу ими же] пораженного Иова, и лучше почувствовал душевное настроение бичуемого через бичевания. Также истинно, что для размышляющих очевидно, что сил плоти едва хватает для изложения таинственного в беседе, ум не может хорошо изложить то, что чувствует, так как немощь тела неумеренно противодействует моей старательной работе над этим. И действительно, что такое внимательность тела, если не орган сердца? И как бы ни был искусен творец песен, он не сможет довести до совершенства [пение], если оно не будет созвучно с аккомпанементом, поскольку, бесспорно, песнь, которой управляет искусная рука, и отдельно звучащий инструмент не мешают друг другу, потому как не станет играть флейтист, если свирель испорчена трещинами и шипит. Итак, насколько тяжелее могут быть поняты свойства моего толкования, в котором пользу, которая должна быть изложена, разрушение этого инструмента (внимательности тела) рассеивает таким образом, что никакое искусство мудрости его собрать [не сможет]? Прошу же, чтобы ты, просматривая это произведение, не придирался к глупости слов, поскольку через священные речения от толкователей отгоняется пустота бесплодной болтливости, как «запрещается сажать рощу при храме Бога» (Втор. 16, 21). И, без сомненья, все мы знаем, что поскольку всякий раз, как в незначительной своей части цветущих посевов плохо формируются колосья, в них хуже зерна колосьев наливаются полнотой. Поэтому я смотрю за тем, чтобы сохранить само искусство речи, которое проникают правила мирской науки. Поистине как содержание этого послания свидетельствует, я не избегаю употребления «метацизма»