Царевича ждут в Москве? Не его ли поезд стоял на соседнем пути? Впрочем, какая мне разница, где сейчас младший Михайлов? То короткое знакомство давно стерлось из его памяти. Большеглазый оленёнок… болезненный, нежный юноша с лихорадочным румянцем во всю щеку.
Я всегда любила Рождество. Украшенные цветной бумагой коробки дорогих конфет, банты, ленты, куклы, платья. Засахаренные орешки – их покупала мне Оля на собственные деньги. Она бережливо откладывала каждую копейку, чтобы сделать младшей сестре приятное. Нас не баловали, даже когда мы еще были богаты, и принимая подарок из её рук, я купалась в океане любви.
Первое Рождество без Оли было пустым. Большая ёлка в особняке на Мойке, гора ненужных подарков и приглашение в Зимний. Зимний… летний, всё одно.
Длинный стол, уставленный угощениями, белые колонны, расписные потолки, позолота и зеркала, отражающие сверкающее великолепие. Государевы дети, великие князья с семьями. Играла музыка, кто-то смеялся. Звуки, люди – всё слилось в одно сплошное разноцветное и шумное пятно.
Я сидела в самом углу залы, рядышком с ёлкой и невидящим взглядом смотрела куда-то перед собой.
– Вам не холодно?
Звонкий голос вывел меня из оцепенения, я подняла глаза. На меня смотрел Дмитрий Николаевич. Не по возрасту высокий, тонкокостный и изящный, он взял лучшие черты венценосных родителей и красотою превосходил всех своих многочисленных сестер.
– Нет, нисколько, – ответила я.
– А мне холодно, – он поежился, и я заметила лихорадочный румянец на нежных щеках царевича.
– Похоже, у вас жар, – осторожно предположила я, – вам нужен лекарь.
– Наверное, – он светло улыбнулся, – лекари дают лекарства, а мне поможет лишь чудо. Только чудес не бывает, – тихо добавил Дмитрий.
– Не бывает, – еле слышно подтвердила я.
Он сел рядышком. Мы не говорили. Думали каждый о своем. Двое странных детей великих семей. Хворый наследник престола и тогда еще графская дочь. Охрана и воспитатели ненавязчиво следили за нами. Ему тогда было четырнадцать лет.
Алексей припозднился. Вошел в распахнутые двери, оглядывая зал, а я поняла, что всё это время не сводила глаз с этих самых дверей. Я взялась за белую ленту на новом платье и резко опустила голову, цепляясь взглядом в начищенный до блеска паркет.
– Теперь жар у вас, – тихо заметил Дмитрий. – И всё же, если бы чудеса случались, я попросил бы одно не для себя.
Я заставила себя взглянуть в его лицо и, вымучив улыбку, спросила:
– Нет?
Дмитрий протянул мне затянутую в белую перчатку ладонь, я несмело вложила в неё руку.
– Я попросил бы чуда для вас, – ответил царевич и чуть сжал мои пальцы, я же смотрела в прозрачные глаза Дмитрия, но ничего не видела.