— Аскар-хан, можно мне стакан воды?
Он подал сам. Собственноручно налил из сифона в мини-баре и вложил в мои пальцы инкрустированный камнями стеклянный бокал, намеренно касаясь руки. Будто демонстрировал, что имеет на это право. Я не стала показательно возражать. Рука — сущая мелочь. К тому же, я не намеревалась совершать глупости раньше времени. Как бы я не бунтовала, мы заперты в самолете, оторваны от земли. Мне попросту некуда бежать.
Я допила воду и покручивала в пальцах драгоценный бокал, инстинктивно ковыряя камни ногтем:
— Какую участь вы уготовили мне, ваше превосходительство?
Аль-Зарах улыбнулся этому вопросу. Плеснул в маленькую рюмку в баре что-то изумрудно-зеленое, отпил глоток и облизал губы:
— Жемчужины моего гарема.
Я повела бровями: не скажу, что он удивил меня. Предсказуемо.
— А что будет, когда я наскучу вам?
— Тебя навсегда запрут во дворце Хазин. Вместе с отвергнутыми наложницами и старыми женами моего покойного отца.
— Навсегда? Разве оттуда невозможно выйти?
Аль-Зарах широко улыбнулся и покачал головой, сверкая бриллиантами в ушах:
— Нет, прекрасная Амани. Из дворца Хазин выход лишь один — смерть. Так что в твоих интересах никогда мне не наскучить. Иначе жизнь твоя будет подобна пеплу.
— А чему она будет подобна при вашем благоволении?
Он вновь отпил из рюмки:
— Райским садам, Амани. Вечному празднику. Неге и блаженству.
Я усмехнулась и с вызовом посмотрела в черные глаза:
— А если я не соглашусь разделить ваши райские сады, Аскар-хан?
Его лицо не изменилось, не дрогнула ни одна черточка. Лишь глаза вспыхнули, как две колючие звезды:
— Ты согласишься, прекрасная Амани. Все соглашаются. Рано или поздно.
— Что это значит?
— Ломать тебя мне будет так же приятно, как видеть ласковой и покорной. Это особое удовольствие. Сродни укрощению дикого животного. И ты покоришься.
Несмотря на все свое спокойствие, вызванное скорее недомоганием, чем рассудком, я похолодела. В горле пересохло, сердце отсчитывало суетливые удары. Это было слишком неприятной новостью.
Аль-Зарах прищурился, сел рядом и поддел пальцем мой подбородок, вынуждая смотреть в глаза:
— Ты побледнела, Амани. Ты боишься. Чего ты боишься?
Я промолчала. Любой ответ будет выглядеть глупо.
— Я знаю массу способов заставить бояться. Но, чем сильнее муки — тем блаженнее радость освобождения. И тем благодарнее покорность. Ты будешь покорной рабыней, Амани. Прекрасной и покорной. Покорность — самая главная женская добродетель.
Внутри все сжималось. Эти слова вселяли почти панический ужас. Аль-Зарах знал, что ему позволено все. Альянс продал меня за благосклонность Тахила. Альянс не станет искать меня. А Пол… Я предпочла бы думать, что он непричастен. Иначе мой удел — состариться во дворце Хазин.