48
Масабих-раиса склонилась надо мной и без стеснения хлестала по щекам жирной ладонью с ярко-красными лакированными ногтями. Не слишком торопилась опустить руку, увидев, что я открыла глаза. Когда я отвернулась, чтобы прекратить экзекуцию, она повернула мою голову и долго вглядывалась в лицо, нависая необъятной тучей.
— Что с тобой, ятараф? Ты больна?
Я поспешно покачала головой:
— Нет.
Она явно не поверила мне:
— Я позову врача. Господин не простит мне, если с тобой что-то случится.
Не хватало еще варварских врачей. Что в их арсенале? Примочки из ослиной мочи и кровопускания? Я снова замотала головой:
— Я здорова. Просто устала с дороги. Тяжело перенесла перелет. Мне бы холодной воды.
Масабих-раиса капризно скривила толстые губы, будто вот-вот заплачет, обратилась к служанке:
— Шафия, беги за Иршад-саедом. Да пусть поторопится.
Спорить было бесполезно. Только сейчас я поняла, что с меня стащили отвратительную чадру, но удушающая вонь пряностей не ослабевала. Ею был отравлен сам воздух. Я лежала на подушках в блузе без рукавов и серых костюмных штанах. Толстуха с отвращением смотрела на мои голые руки, на обтянутые тканью ноги.
Она заметила, что я проследила ее взгляд:
— Какой срам. Куда только смотрит Всевышний, позволяя женщинам расхаживать в таком виде. Мамну.
Кажется, она едва не сплюнула. Безумно хотелось сказать, все, что я думаю о нравах Тахила и о самой Масабих, но это было бы глупо. Я приподнялась на диване и поджала ноги:
— За пределами вашей страны другие порядки, Масабих-раиса. Не торопитесь осуждать то, чего не понимаете.
Толстуха лишь надулась, черные глаза засверкали:
— Ты права, ятараф, но это еще не значит, что они верны.
— А кто сказал, что верны ваши?
Слова вылетели прежде, чем я успела их обдумать. Неосторожно и глупо. Хотелось зажать рот ладонью, но было поздно.
Толстуха подалась вперед:
— Так сказал Всевышний, от которого исходит все истинное.
Я промолчала и опустила голову в знак смирения перед Всевышним. Масабих — фанатичка, это очевидно. Пожалуй, как и все здесь, включая их господина, несмотря на всю его образованность. Вести дискуссию о религии с фанатиком — заведомая глупость. Чтобы расположить к себе эту жирную бабищу, нужно ей потакать. Разделять ее взгляды, показательно слушаться во всем и почитать ее бога. Хватит ли у меня терпения? Увы, едва ли. Но для начала нужно узнать, есть ли в терпении хоть какой-то смысл.
Я только сейчас заметила, что Масабих избавилась от своей чадры, но принципиально не изменилось почти ничего — жирные телеса, укутанные яркой тканью. На брюхе поблескивал массивный серебряный пояс с огромными, как блюдца, бляхами. Зато я увидела, что у нее есть волосы, которым могла бы позавидовать любая красавица. Иссиня-черные, блестящие, как водная гладь, и неимоверно густые, разделенные прямым пробором толщиной в шелковую нитку. Тугая коса не тоньше моей руки, перевитая красной лентой, огибала голову наподобие венца. Так Масабих казалась заметно моложе и величественнее. Впрочем, какая разница. Что-то мне подсказывало, что эта женщина окажется моим самым лютым тюремщиком.