Он отставил бокал, подошел к шкафу в углу, достал наручный коммуникатор и протянул мне:
— Совсем новый, настраивать надо.
Я лишь кивнула, второпях защелкнула браслет на запястье. Вдруг осознала, что я почти привыкла жить без него. Выключенный, он уже не вызывал прежней ломки.
Фирел придвинул злосчастную коробку на столе:
— Вероника, ты должна открыть бокс. Чтобы я мог заявить о твоих правах.
Я покачала головой:
— Я не знаю пароль. Еще в банке перебрала все, что могла.
— Думай. Чем быстрее ты это сделаешь, тем быстрее окажешься в безопасности. Сальвадор, наверняка оставил подсказку.
Я пожала плечами:
— Там была лишь записка, написанная его рукой. Совсем короткая.
— Где она?
Я порылась в кармане брошенной на соседнее кресло куртки, вынула смятый листок:
— Вот.
Пол пробежал глазами и вернул мне:
— Зная Сальвадора… Подсказка в записке.
Я расправила мятую бумажку на коленях, вглядываясь в знакомые буквы.
«Ты точно знаешь, дочка».
Знаю что? Я читала вновь и вновь, пока слова не стали утрачивать смысл и перекатывались в голове лишь набором звуков. «Ты точно знаешь, дочка». Было в этой фразе что-то странное, непривычное, инородное. Но я никак не могла понять, что именно.
Папа никогда не называл меня дочкой. Всегда говорил: «Моя хорошая».
Я посмотрела на Пола:
— Кажется, я знаю.
Он лишь кивнул, развернул панель ввода. Я набрала два слова, панель свернулась, и замок победно щелкнул.
Моя хорошая.
А я едва не разрыдалась.
Фирел с облегчением выдохнул и глотнул виски. Вынул пачку бумаг, сел за стол и принялся просматривать. Я наблюдала из-за его плеча, вдыхая запах морозного дерева, смотрела на его руки с крупными полированными ногтями. И просто не понимала, как все это возможно утрясти в голове.
Наконец, Пол повернулся, но его лицо казалось обеспокоенным:
— Здесь не все, Вероника.
— Что это значит?
Он повертел пустой бокс, поковырял подкладку кончиком канцелярского ножа, но внутри было совершенно пусто.
— Здесь чертежи и описания. Но они неполные. В маяке не хватает сердцевины.
Я смотрела в его растерянное лицо и улыбнулась, выуживая из-под платья отцовский кулон. Положила на стол:
— Думаю, теперь все.
— Ты уверена?
Я кивнула:
— Абсолютно. Эта штука реагировала на сирадолитные вышки там, в пустыне.
Я не хотела мусолить подробности. Может, потом, когда-нибудь. Сейчас я не хотела все это вспоминать.
Пол подцепил кулон двумя пальцами, покручивал:
— Надо же… Какая ирония.
Он достал новый бокс, сложил бумаги, кулон и запаролил содержимое. Посмотрел на коммуникатор:
— Ты останешься здесь, по крайней мере, пока не будут улажены все формальности. Я вернусь вечером.