— Все хорошо, Роланд, — сказал я. Он с благодарностью посмотрел на меня, взял мою руку, прижался к ней щекой и заснул.
* * *
В течение нескольких последующих ночей я приходил к руинам, проводя здесь темные часы до полуночи, обходя кусок стены, ставший причиной такого количества волнений, но ничто меня не потревожило; жизнь в природе текла своим чередом; и, насколько мне известно, больше здесь никто ничего никогда не слышал. Доктор Монкрифф рассказал мне историю мальчика, имя которого скрыл. Я не стал спрашивать, подобно Симсону, как он с ним познакомился. Он был блудным сыном, — слабым, глупым, легко поддававшимся чужому влиянию. «Все, что мы слышали, действительно произошло некогда в его жизни», — сказал доктор. Молодой человек вернулся домой через день или два после смерти своей матери, служившей экономкой в старом доме, и, пораженный этим известием, бросился к двери и крикнул ей, чтобы она впустила его. Старик едва мог говорить об этом из-за мешавших ему слез. Мне показалось, что… да поможет нам Бог, как мало мы знаем! — подобная сцена могла каким-то образом запечатлеться в скрытом сердце природы. Я не претендую на то, чтобы узнать — как, но ее повторение поразило меня своей странностью и непостижимостью, механической точностью, словно невидимый актер ничего не мог изменить, и должен был каждый раз играть свою роль, не отступая ни на йоту. Кроме того, меня поразило сходство между старым священником и моим мальчиком в отношении этих странных явлений. Доктор Монкрифф не был так напуган, как я сам и все остальные. Это был не «призрак», как, боюсь, мы все вульгарно его называли, а бедное существо, которое он тотчас же узнал, как прежде знал его во плоти, не сомневаясь в его личности. И для Роланда это было то же самое. Страдающий дух, — если это был дух, — этот голос из невидимого, — был бедным несчастным существом, которому нужно было помочь, — так считал мой мальчик. Когда ему стало лучше, он совершенно откровенно рассказал мне об этом.
— Я знал, что папа сможет это сделать, — сказал он. Это было сказано тогда, когда он полностью выздоровел и окреп, и всякая мысль о том, что он станет истериком или будет страдать галлюцинациями, исчезла навсегда.
* * *
Я должен добавить к своему рассказу один любопытный факт, который, как мне кажется, не имеет никакого отношения к вышесказанному, но который Симсон представил как доказательство человеческого вмешательства, и который он был полон решимости найти во что бы то ни стало. Во время этих событий мы очень внимательно осмотрели руины; но потом, когда все было кончено, когда мы, воспользовавшись праздностью воскресного дня, неторопливо обходили их, Симсон своей тростью ткнул в старое окно, полностью заваленное осыпавшейся землей. Он спрыгнул в него в сильном волнении и позвал меня. Мы обнаружили маленькую каморку, — ибо это была скорее каморка, чем комната, — полностью скрытую плющом и обломками, в углу которой лежала охапка соломы, как если бы кто-то устроил себе постель, и несколько хлебных корок на полу. Здесь кто-то жил, причем, не так уж много времени тому назад, — заявил Симсон; более того, он был теперь полностью убежден в том, что это неизвестное существо и стало причиной таинственных звуков, которые мы слышали.