— Мой агент? Это еще кто? — тихо сказал мой отец.
— Я не знаю его имени и сомневаюсь в его компетентности. У бедняжки, кажется, отняли все, — даже ее постель и колыбель ее ребенка.
— Без сомнения, она задержала арендную плату.
— Весьма вероятно. Она показалась мне очень бедной, — сказал я.
— Ты говоришь так, словно речь идет о пустяках, — сказал отец, подняв на меня глаза, слегка удивленный, но нисколько не шокированный моим заявлением. — Но если мужчина или женщина арендуют дом, то, полагаю, они должны платить за него ренту.
— Разумеется, — ответил я, — когда им есть, чем заплатить.
— Я не согласен с твоим утверждением, — сказал он. Но не рассердился, чего я, признаться, опасался.
— Я думаю, — продолжал я, — что твой агент, должно быть, поступил слишком строго. И это побуждает меня сказать то, что уже давно пришло мне на ум (это, без сомнения, были те самые слова, которые должны были прийти мне на помощь; они родились под влиянием момента, и все же я произнес их с глубоким убеждением в их истинности), — а именно: я ничем не занят; я постоянно ищу, чем убить время. Сделай меня своим агентом. Я разберусь во всем сам и избавлю тебя от подобных ошибок; к тому же, это будет вполне подходящее занятие для меня…
— Ошибок? Но какие у тебя есть основания утверждать, что это ошибки? Должен признаться, это очень странное предложение, Фил, — раздраженно сказал он, а затем, помолчав немного, добавил: — Ты вряд ли и сам понимаешь, что предлагаешь. Знаешь ли ты, что значит быть сборщиком арендной платы? Это значит ходить от двери к двери, неделю за неделей; присматривать за тем, чтобы был выполнен необходимый ремонт и так далее, получать деньги, — что, в конце концов, самое главное, — и не вестись при этом на сказки о бедности.
— Это лучше, чем если ты позволишь заниматься всем этим людям, не ведающим жалости, — ответил я.
Он бросил на меня странный взгляд, который я не очень хорошо понял, и резким голосом произнес то, что, насколько мне помнится, никогда не говорил раньше:
— Ты стал немного похож на свою мать, Фил…
— На свою мать! — это упоминание было настолько необычным — нет, в высшей степени необычным, — что я очень удивился. Мне показалось, что в этой застывшей атмосфере внезапно появился совершенно новый элемент, словно бы еще один участник нашего разговора. Мой отец смотрел на меня, словно сам, в свою очередь, был удивлен моим удивлением.
— Разве это настолько необычно? — спросил он.
— Нет, конечно… нет ничего удивительного в том, что я похож на свою мать. Просто… я очень мало слышал о ней… почти ничего.