Нелегальные книги и сама жизнь заставили Точисского задуматься, засомневаться в справедливости окружающей действительности…
В гимназическом кружке он познакомился с произведениями Адама Смита и Прудона, Лассаля и Томаса Мора. «Утопия» особенно поразила его своими идеями социализма и равенства.
Как-то Бирюков принес книгу, тоненькую, напечатанную на серой бумаге. Называлась она «Манифест Коммунистической партии».
Книгу прочитали не отрываясь. Она поразила молодых людей своей ясностью и логичностью. «Манифест» побуждал дать иную оценку народническому движению. «История всех до сих пор существовавших обществ была историей борьбы классов», — говорилось в «Манифесте Коммунистической партии».
О классовой борьбе писали и раньше. Однако мысль Маркса и Энгельса о том, что классовая борьба рабочих приведет к свержению господства буржуа и власть возьмет в руки пролетариат, потрясла Точисского. Пролетариат — «могильщик» буржуазного строя. «Оружие, которым буржуазия ниспровергла феодализм, направляется теперь против самой буржуазии. Но буржуазия не только выковала оружие, несущее ей смерть; она породила и людей, которые направят против нее это оружие, — современных рабочих, пролетариев».
Развитие капитализма и рабочее движение. Отныне Павел не сомневался: России не избежать капиталистического пути и цель, которую выдвинули авторы «Манифеста», — «формирование пролетариата в класс, ниспровержение господства буржуазии, завоевание пролетариатом политической власти» — могла стать смыслом всей его жизни.
Коротышка Поленов кипятился, доказывал: «Россия не Европа, и новая Россия народится не скоро, а путь ей расчистят террористы-герои».
Когда Точисский заявил, что намерен покинуть гимназию, Бирюков и Поленов приняли это за шутку. Но Павел твердо заявил:
«Да, да, мой уход — дело решенное. Я поверил в силу пролетариата и хочу стать пролетарием. Буду презирать себя, если отступлю от задуманного… Я не боюсь сделать этого шага, порву с прежней жизнью, начну новую».
«Нет, нет, нет!» — стучали колеса уже не так уверенно: поезд Москва — Санкт-Петербург тащился пригородами столицы. Уплывали заводские постройки, высокие кирпичные трубы, рабочие бараки… Пассажиры засуетились, принялись собирать узлы, корзины…
Выйдя на перрон, Павел чуть помедлил, осмотрелся и, перехватив из руки в руку кожаный баул, начал выбираться на привокзальную площадь.
Город навалился на него людской сутолокой, серой громадой домов, разноголосыми выкриками бойких лихачей, расположившихся под березами с пожелтевшей листвой.
— Домчим? — окликнул Точисского шустрый малый, и, едва Павел уселся на сафьяновые подушки, пристроив у ног баул, поплыли особняки Невского, витрины роскошных магазинов и булочных. Проносились лакированные экипажи, фаэтоны, скакали верховые.