Прямой и открытый Невский проспект с первой встречи ошеломил Точисского зеркалами магазинов, огромными окнами ресторанов, архитектурной строгостью и красотой строений, чугунными решетками оград, поразил богатством нарядов публики: дамы и мужчины в меховых шубах, кое-кто в форменных шинелях департаментов и министерств с ярко начищенными пуговицами. Редко когда промелькнет в толпе прохожих мастеровой в рабочей одежде, видать, случаем завернул на Невский.
Лихач катил быстро, весело покрикивал. Проспект вывел к Аничкову мосту с неистово вздыбившимися клодтовскими конями, сдерживаемыми бронзовыми юношами, к Фонтанке и горбатым мостам. И снова застучали копыта по мостовой.
Миновали Казанский собор с полукольцом бесчисленных колонн. Кружило воронье над куполом, на паперти толпились нищие и калеки. Сыро и промозгло. А впереди по Невскому, как стрела, упиралась в затянутое тучами небо золотая адмиралтейская игла.
Но вот здания будто расступились, дав простор Дворцовой площади. Зимний в лепке карнизов и скульптур, с чугунными кружевными воротами; Александрийский столп, воспетый поэтом, а напротив темная арка Главного штаба с «Колесницей Победы», запряженной шестеркой лихих коней. Через Неву — Дворцовый мост, стрелка Васильевского острова, серая стена Петропавловской крепости и шпиль…
Нева набегала волнами на гранитные берега, покачивались корабли, стоявшие на якорях.
Въехали на мост, и липкий ветер ударил в лицо. Павел сдвинул кунью шапку низко на лоб, прищурился. Сидевший вполоборота на облучке лихач прокричал:
— Злится матушка, морозы чует! — И кивнул на реку.
Точисский промолчал, подумав: «Дома, за Уралом, холоднее, однако не так сыро, как здесь. Наверное, дыхание моря».
Коляску покачивало на рессорах.
Потянулись мастерские ремесленников, торговые лавки, домишки мастерового люда. Иногда за глухими заборами прятались купеческие особняки.
Эта сторона Петербурга напомнила Павлу Екатеринбург, Екатеринбург казенных палат и ремесленных слобод, гимназий и магазинов, пакгаузов и церквей, кабаков и полицейских участков…
В конце лета Мария Точисская перебралась в столицу и поступила на Бестужевские курсы. Невысокая, хрупкая с виду, она на самом деле отличалась завидным здоровьем, «Сибирью закаленная», — шутила улыбчивая Мария.
О скором приезде брата ее известила мать, однако, когда именно, ее сообщила,
В этот воскресный день с самого утра Марию не покидало радостное предчувствие. И оно ее не обмануло: брат ввалился в комнату, заросший за долгий путь, пропахший дорогой. Пока умывался и приводил себя в порядок, она, разрумянившаяся, бегала от стола на кухню, то и дело тормоша Павла вопросами. Ее интересовали все екатеринбургские новости.