Нил посмотрел на Павла несколько удивленно. Сказал:
— Товарищи есть, а чтоб грамоте? Откуда ей, грамоте, взяться? Так, со пня на колоду бекают.
Тут Точисский и спроси в упор:
— А что, если организовать кружок, самообразованием заняться, книги читать?
— Не знаю, что и ответить. Думаю, ежели заинтересуются, ходить будут.
— Ты посоветуйся с заводскими. Будем по воскресным дням собираться.
— Хочу заранее предостеречь, Варфоломеич, если к цареубийству будешь рабочего клонить, тут я тебе не помощник. Ухлопали царя, а у него наследник, и он на трон тут как тут: здрасьте, я ваш государь-батюшка.
— Нет, Нил, я тебе обещаю — к народничеству склонять не буду.
— Интере-есно, — протянул Нил.
— Что же тебе интересным кажется?
— Как ты вот, умный человек, на жизнь смотришь. Значит, так и будет во веки веков в России самодержец?
— Не-ет, такому не бывать. Наступит конец народному терпенью, обновится российская земля.
— Кто изменит жизнь-то?
— Сам народ. Рабочие.
— Гм, — неопределенно хмыкнул Васильев.
— Да, Нил, это так. Когда пролетариат поймет, в чем его сила, он свернет горы. Ты о социал-демократах что-нибудь знаешь? О программе их слышал? Она «Манифестом» называется. Говоришь, ваши арсенальцы грамотой едва-едва владеют. Не беда, дай срок. Ты вон книги читаешь, и они научатся, лишь бы интерес к самообразованию имели.
— Значит, пролетарий — сила? Это, пожалуй, верно. Когда мы сообща, нам сам черт не страшен. Но скажи вот что: допустим, начнем мы жизнь изменять, а мужика деревенского, куда его подевать?
— А он революцию от рабочего сословия примет. Нил крутанул головой, и не поймешь, одобрил ли он Точисского или нет.
Павел засиделся у Васильевых допоздна. Когда возвращался, будочники, хотя ночь и светлая, зажигали фонари. Бледно-розовые огни светильников вспыхивали на улицах.
Училище на Выборгской стороне, поблизости от «Арсенала», посещало около сотни ремесленников. Все в возрасте, иным за тридцать перевалило. Обучение платное: были группы токарей, слесарей, столяров, изучали чертежное дело. Теория чередовалась с практикой в мастерских училища.
В ремесленное Павел и Дмитрий ездили на конке. У «Арсенала» конечная станция.
Жили Точисский и Лазарев коммуною, складывались наперед, тратились экономно. У Павла никогда денег не водилось, из дому не присылали: поступил против воли отца — живи как знаешь, а вот Дмитрию отец раз-два присылал, и тогда они, позвав с собой Веру и Марию, отправлялись в кондитерскую Вольфа, пили кофе с пирожными, потом бродили по Английской набережной.
Здесь был второй Петербург, Петербург знати, Петербург особняков и чугунных ажурных решеток, брусчатых мостовых и богатых ресторанов. Петербург, где не было темных, разбитых подворотен, зловония помоек и выгребных ям…