Сказали как бы невзначай:
— Товарищи кое-какие любопытствуют, надежные товарищи.
Проводив гостей, Павел довольный заметил Лазареву:
— Кажется, приходит время расширять кружок либо новые организовывать…
В день, когда стало известно о принятии правительством закона о штрафах, они, Шелгунов, Тимофеев, Климанов и Васильев, явились к Точисскому в поздний час, радостные, возбужденные. Не успев расположиться, приступили к Точисскому с вопросами:
— Что делается, Павел Варфоломеич, а? Вишь, но стали дожидаться воскресного дня, решили прямо к тебе.
— Вот и дельно, молодцы, что пришли, — Павел потер руки от удовольствия. — Пока Дмитрий чай вскипятит и перекусить приготовит, мы с вами «закон» и обсудим.
— Сколько живу, а такого не помню, — сказал Егор.
— Неудивительно, — кивнул Точисский. — Я вам рассказывал о крестьянских восстаниях, о целых мужицких войнах… Бывало, пол-России на помещиков поднималось. А заканчивалось чем? Порками и виселицами. Но вот, друзья, — голос у Павла зазвенел, глаза сверкали, — начал борьбу рабочий класс. Сначала робко, потом осмелел. А когда поднялся дружно, с конкретными требованиями, царь испугался. Да, друзья, я не оговорился, царь испугался. Закон о штрафах — это не от жалости к нам, пролетариям. Это уступка под нажимом. Морозовские ткачи преподали наглядный урок не только самодержавию, по и нам. Они убедительно доказали, чего стоит рабочий класс, если он действует организованно и не отступает перед угрозами.
И тут все заговорили.
— Ореховозуевцы начали, а нам, питерским, продолжать.
— Не только питерским, а и москвичам.
— Россия велика, и повсюду наш брат пролетарий.
Лазарев поставил на стол пыхтящий самовар, чашки, насыпал в блюдечко колотый сахар и весело объявил:
— Сегодня наш пролетарский праздник. Даже не верится, на какую уступку пошел царь…
Все шумно расселись.
— Представляем, — рассмеялся Шелгунов. — Не единожды посылал проклятья на нашу голову. С потрохами бы сожрал.
Тимофеев хохотнул:
— Тебя, мосластого, не сожрешь.
— Мной подавится, — довольно согласился Василий.
— Да, друзья, — сказал Павел. — Это наша победа. Победа пролетариата. Пусть малая, но она первая, и в этом ее ценность. Знаете, как-то вышел у меня спор с одним народником. Вот тут, за этим столом. Народник, в спорах поднаторевший, все прижимал меня, на лопатки пытался положить, рабочему классу никогда-де не видать победы. Попадись он мне теперь, — Павел погрозил пальцем, — уж я бы его одним этим «законом» припер к стенке…
Точисский пересек Марсово поле, остановился у Невы в ожидании Лазарева. На той стороне грозно темнели стены Петропавловской крепости. Стрелой тянулся в небо шпиль. Позолоченная кровля играла на солнце. Высоко, в бескрайней голубизне плыли белесые облака. Как давно был уютный родительский дом, детство. Как далеко он ушел из той жизни.