На столе, сияя медью, красуясь медалями, попыхивал самовар, расставлены чашки. Посреди стола нераспечатанная бутылка. Все как положено, когда собрались друзья на вечеринку, ничего предосудительного.
Встретил бестужевок Егор Климанов, пожал руки — осторожно, ладошки больно нежные, — усадил на почетное место в торце стола. Работал Егор кузнецом в «Экспедиции заготовления государственных бумаг», а на Патронном руководил кружком самообразования. Из заводских мало кто знал Климанова под настоящей фамилией, все больше Афанасьевым звали.
Егор налил чай из самовара и, подавая девушкам, сказал:
— Мы здесь до вашего прихода разговор вели… И так понимаем: темному человеку как свои права определить, как за них бороться? Забитый жизнью, бесправный пролетарий — именно такой-то и нужен хозяину…
Обычно бойкая, Люба Аркадакская под пристальными взглядами сидевших перед ней рабочих сначала растерялась, но скоро немного освоилась, успокоилась. Один из мастеровых подал голос:
— Что нужно хозяину и как гнуть горб на него, нам известно, а вот о правах наших желательно послушать!
Климанов поднял руку:
— Дайте срок, будет вам и белка, будет и свисток. А сегодня мы начнем занятия с литературы и географии. Узнаем, какие народы населяют Россию, как им живется под властью белого царя и о тех сочинителях, которые про жизнь народную пишут… Послушаем наших уважаемых пропагандисток.
Аркадакская развернула карту, поискала глазами, где бы ее повесить. Тут на помощь Любе подхватился парень в синей сатиновой косоворотке. В комнате дружно рассмеялись.
— Ай да Петька, проворен!
Парень укрепил карту на стене, поднес лампу. Повертев в руке карандаш, Аркадакская посмотрела на слушателей, потом перевела взгляд на карту.
— Перед вами карта России, — сказала она и уточнила с нажимом: — Российской империи. — Обвела карандашом границы. — Вдумайтесь, империя! Государство, где над всеми народами возвышается император, самодержец. Но кому должна принадлежать власть в государстве и кто хозяин того, что есть на земле? Человеку труда, который сеет и убирает хлеб, стоит у станка. Людям, которые создают, а не тем, которые живут чужим трудом. Именно отсюда и несовершенство устройства государства российского…
Мария слушала Любу. Хорошо у нее получается, и слушают ее с интересом. С чего же ей, Марии, начать? С Пушкина? Нет, пожалуй, это в другой раз. Она начнет рассказ с Чернышевского, с его книги «Что делать?», как писал ее заточенный в крепость…
На механическом кружок возглавил Голов.
Жизнь Кондрата не баловала, с детства рос сиротой. На завод попал лет с десяти хилым, белоголовым заморышем. Думали, помрет, не выдюжит заводской жизни, однако справился. В малолетстве, кроме побоев и ругани, ничего не испытал, может, оттого скуп был на улыбки Голов, а к добрым людям тянулся сердцем. Потому на предложение Нила Васильева послушать умного человека Кондрат откликнулся охотно. С первого взгляда лектор не приглянулся Голову, слишком молодой. Однако вежливый, слова резкого от него не услышишь. Видать по обличью — из интеллигентов, а одежда на нем мастерового. Может, из тех, кто, вырядившись под рабочего, звал фабрично-заводских идти в народ либо бомбы метать? Видал Голов и таких.