Незаметно разговор перешел на теорию прибавочной стоимости. Говорил Точисский легко и уверенно. Видел — его слушают охотно, вникают.
— Для капиталиста рабочая сила — товар, он использует ее для получения прибыли, — пояснял Точисский. — Он прикрепил нас к станкам, и мы трудимся сообща двенадцать, а то и больше часов. Из них капиталист оплачивает нам час или два, а то, что мы производим за остальное время, присваивает себе на правах владельца орудий и средств производства. Именно это и есть закон прибавочной стоимости, открытый Марксом. Фабриканта, заводчика не волнует, как живет рабочий, имеет ли еду, жилье? Заболел, получил увечье — вон с фабрики, твое место займет другой. У ворот толпятся безработные. Это невольничий рынок, где капиталист покупает наемных рабов.
— Спину гнем, а платят копейки, концы с концами едва сводим. Знаем, почем фунт лиха.
— Нелюдимы — лошади ломовые.
— Ска-азал! У хорошего хозяина лошадь ест сытно… Сидевший рядом с Точисским рабочий попросил:
— Ты, друг, о социализме расскажи. С какой кашей его едят? — И кивнул на Голова. — Мы тут с Кондратом разбирались, а ты пояснее, глядишь, и мы кому-никому растолкуем.
Точисский поправил очки:
— Социализм — это такой общественный строй, где нет частной собственности на заводы и фабрики, где все в руках самих рабочих. Никто их не эксплуатирует, и работают они только на себя. Прогнали царя и капиталистов и сами себе хозяева.
— Прогнать царя и капиталиста? Несбыточно! У них солдаты и жандармы, садовая твоя голова, — засмеялись несколько человек. — Вот и Кондрат нам те же сказки плел.
Павел растерялся было, нахмурился, но потом произнес убежденно:
— Друзья мои, вы смеетесь потому, что вы еще сущие дети. Но когда повзрослеете и поймете, кто ваш враг, будете действовать сообща, вас не устрашат ни царь, ни солдаты, а уж тем более полиция. Слышали, как ваши товарищи рассказывали о демонстрации у Казанского собора? Почувствовали рабочие свою силу. А почему? Потому что рабочие и студенты действовали дружно… Настанет час, у пролетариата появятся свой вооруженные отряды, и их не остановят никакие преграды…
— Тогда иной коленкор, — раздался голос мастерового с чахоточно горящими глазами. — А то был тут один, уговаривал стрелять в царя, мужика деревенского на революцию поднимать.
— Ныне такие лекторы не в почете, — заметил старый рабочий. — Они свое сказали. Поначалу им веру давали, теперь уразумели, что к чему.
— Почто нам в пристяжных ходить, когда мы, рабочие, коренники!
— Верно, — сказал Точисский, — фабрично-заводской пролетариат — главная сила, она и преобразует Россию.