Следствие продвигалось медленно, грозя зайти в тупик. Вопреки предположениям ротмистра, Лазарев-старший, не поверив в виновность сына, приехал в Петербург и подал жалобу министру внутренних дел.
Департамент полиции требовал завершения дела.
На допросах Павел замечал — ротмистр сдает, начинает нервничать и нередко переходит на крик и угрозы. Не помогла и очная ставка, устроенная Точисскому с бывшим жильцом из квартиры в Дунькином переулке. У агента, кроме предположений, ничего не имелось.
На вопрос, куда ехали в поезде с Финляндского вокзала, Павел и Дмитрий, не сговариваясь, отвечали одно: намеревались совершить прогулку по зимнему лесу. Однако, доехав до станции Парголово, передумали, решили, что выбрали неудачный день, погода испортилась.
Вменить в вину Точисскому некрасовскую прокламацию ротмистру не удалось.
Осведомителя, показавшего на Лазарева, так и не отыскали. Администрация завода сообщила жандармскому управлению: недавно слесарь взял расчет.
При встрече с прокурором ротмистр Терещенко сетовал на скудость материала. А прокурор и сам видел — в жандармском управлении начали торопиться, дело ведут примитивно, грубо.
Дальнейшее ущемление прав Точисского и Лазарева прокурор считал недопустимым и разрешил свидания с родственниками, а также чтение книг, дозволенных цензурой.
Ротмистр Терещенко все поджидал подозрительных визитеров, но, кроме сестер, разрешения повидаться с заключенными никто не добивался.
Все передачи в камеры подвергались строжайшему обследованию, однако ничего предосудительного обнаружить не удавалось.
Допросы подходили к концу, и как ни ловчил жандармский ротмистр, нового в дело ничего не прибавил. А всю вторую половину марта, когда Точисский и Лазарев пребывали в тюрьме, осведомители продолжали доносить — пропаганда социал-демократических идей среди рабочих не прекращалась.
К концу марта Точисский уже знал — попытка собрать материал для процесса над группой социал-демократов провалилась. Ему и Лазареву грозит административная ссылка.
Однажды зашел в камеру начальник тюрьмы, придвинул к столику табурет, сел,
— Скоро тюрьму покинете, господин Точисский. Желаю вам впредь у нас не появляться.
— Пожелание приятное. — Павел стоял спиной к стене.
— Все будет зависеть от вашего благоразумия. Человек сам готовит судьбу.
— Я на свою судьбу не сетую.