— Смерть — это бегство. Твой отец — трус.
Стоило ли задавать вопросы, если все ответы будут такими?
Дион перешел к делу. Спросил напрямую, соблаговолит ли его высочество князь Иэнны отдать руку своей дочери владыке Гадарии. Достал из папки документы — официальное предложение, проект договора о мире — листы, вспорхнув голубками, растворились в воздухе. А в зеркалах явилась девушка, прекрасная и легкая, как солнечный свет, и столь же неуловимая.
— Спроси ее саму, — велел князь.
Ответом стал смех — тот самый, что преследовал Диона в переходах по пути в зеркальную залу.
— Ты носишь цаплю. Почему не коршуна? — прозвенело в голове. — На коршуна у тебя больше прав!
— Ты считаешь? — притворно удивился князь. — Об этом стоит подумать.
Больше от первого дня в памяти ничего не осталось. Сны были полны неясных и тревожных образов, неразборчивых голосов, путаных мыслей на грани озарения. Утром Дион проснулся больным и пьяным.
Князь принял его в самшитовой роще. Плотно сидящие кусты ограждали белую ротонду. Тонкие резные колонны поддерживали изящный купол, под ним, в центре мраморной площадки зеленел островок густой сочной травы в золотых блестках. Князь, представший сегодня рослым мужчиной в тяжелом багряном плаще, с седыми кудрями до плеч и белым маревом вместо лица, велел Диону разуться и встать на траву.
— Чувствуешь? Она еще здесь, ее благая воля оберегает нас.
Дион слышал эту легенду от отца: когда-то на земле жили маги и боги, и у каждого бога был свой храм, и вокруг каждого храма жил свой народ — в мире и радости. Устроив дела смертных, боги решили покинуть этот мир. Они уходили по одному, пока не осталась единственная богиня, привязанная к своим подданным больше всех.
— А потом пришли люди, — подхватил князь. — Двери в наш мир всегда стояли открытыми, как двери в храм. Но вслед за людьми пришли чужие, и сила их тоже была чуждой. Потому теперь и зовется истинной, — холодный смешок. — Чтобы прикрыть ложь. Подобно нашим богам, мы были слишком мягки, слишком беспечны и из хозяев стали рабами…
Дион позволил себе иронично поднять бровь.
— Знаю, тебя учили другому, — князь тряхнул кудрями. — У каждой правды, как у монеты, две стороны, и часто они отличаются как день и ночь. Ты вырос в чужой стране, но ты мой правнук…
— Я ублюдок, — Дион намеренно использовал грубое слово.
Князь рассмеялся.
— Если бы я женился всякий раз, как меня одолевала страсть, пришлось бы выстроить вокруг дворца еще один город — для моих жен и детей.
Дед и отец Диона тоже родились вне брака, хотя каждый из них всю жизнь хранил верность только одной женщине.